|
Освобождая Белоруссию от фашистской нечисти
Операция «Багратион» в Белоруссии оставила в моей памяти — сержанта авиации, глубокий след и тем, что за участие в ней наш авиакорпус стал именоваться Витебским, дивизия — Полоцкой, Краснознаменной, а на боевом знамени нашего 821-го истребительного полка засиял, орден Суворова, и полк стал называться Суворовским, но еще и тем, что мы, 17—18-летние сибирские пареньки, узнали по- настоящему, что такое война, многое увидели, услышали. Встречались с партизанами и бойцами Войска польского, видели множество дотла сожженных деревень, трупы вражеских вояк, закончивших здесь свой жизненный путь, были очевидцами ожесточенных боев, Не одну сотню километров пришлось отмахать пешком, хотя и служили в авиации, и именно в это время больше всего почувствовали, сколько горя принесли многострадальной белорусской земле и ее народу фашистские изверги. Сержант авиации знал, куда меньше, чем командующий нашей воздушной армии генерал - полковник Панивин, но чувствовал, как и его товарищи по оружию, что готовится что-то грандиозное. Курс наук в авиашколе закончили намного раньше. Ехали в Белоруссию по битком забитой воинскими эшелонами железной дороге. Торопились. Продвигались на фронтовой аэродром за Невелем с большим трудом и не потому, что дорога была из жердей и бревен, по болотам, а потому; что желающих ехать по ней было чересчур много. Поразило нас по прибытии на фронтовой аэродром то, что он был в трех километрах от передовой, а немцы о нем не знали, не обстреливали, хотя другому аэродрому, стоящему в 2—3 километрах от нас, доставалось крепко и вокруг самолетов пришлось соорудить капониры — такие высокие валы из дернины. Наш аэродром был тщательно замаскирован: казармы, столовая, склады, гаражи и даже клуб разместились в глубоких землянках с перекрытием из бревен в 2—3 наката. Самолеты взлет - посадку в сторону передовой не делали. Все это дало большой выигрыш нашему полку. Дел али ежедневно до 7 самолетовылетов — на расчистку поля боя, охоту, сопровождение бомбардировщиков и штурмовиков. Нам, техсоставу, не было сладко. Летали по существу все светлое время суток, в темное — ремонтировали: клепали, клеили, заменяли даже двигатели. И надо было делать так, чтобы ни лучика света сверху не было видно, ибо в небе постоянно гудели разведчики, да порой так низко, что думаешь: вот, если человек 10 пальнут бронебойно - зажигательными из карабинов, то и клюнет фриц носом в землю. Выхлоп -то хорошо виден, а порой и силуэт, а стрелять нельзя — демаскировка категорически была запрещена. Начался рассвет, и загудели моторы. Все за ночь изладили технари: и дыры заделали, и боеприпасы подвели, бензином - маслом заправили, регламентные работы выполнили. Тут и там слышатся доклады: товарищ командир, самолет к полету готов», И вот убрана в сторону маскировка. Эскадрильи уходят в бой. Тут бы и вздремнуть минут 20- 30, а сон не идет: командир ведет бой, как он там, вернется ли? К сожалении, возвращались не все, Недалеко от разъезда Алеша остались могилы летчиков истребителей В. Гончарова, В. Мартынова. Не вернулся из боя и наш командир эскадрильи капитан Ефимов — герой боев в Испании, удостоившийся за это ордена Красного Знамени. И нашего брата смерть не обошла, Угодил таки один снаряд в щель, где было 6 человек. Всех -насмерть. Когда немца погнали, аэродромы меняли часто , не менялся порядок дня почти все время с июня 1944 года, пока шла операция «Багратион» . Гремели залпы Победы в Москве, а мы слушали их отзвуки по радио, голос Левитана не раз доносил до нас слова благодарности Родины, Верховного Главнокомандующего нашему корпусу, дивизии, полку. Значит, воевали что надо, Н. Малухин, майор в отставке Знамя Коммунизма, №98, 22 июня 1984 г.
|