<<вернуться к списку

Мать прятала нас под подолом

В эту ночь в деревне никто не спал, все знали - идут немцы. Это уже вторая волна. Первые были в зеленых шинелях. Стояли они недолго, никого не трогали. Потому и вторых не особо боялись. И зря, уж эти показали себя в полной красе. Мест­ные жители окрестили немцев «черношинельниками». Это уж потом люди узнали, что заняли их де­ревню не кто-нибудь, а эсесовцы.

...Нинин дом стоял почти на самой окраине. Как ни странно но именно его выбрал для себя эсесовский офицер. Хозяйку - беременную бабу - и ее малых детей выгнали на улицу перед самым рассветом, даже одеться не дали. Чтобы ребятишки не замерзли (весной на Белгородчине прохладно ночами), мать прижала их к себе, поставив босую дочку на одну свою ногу а сынишку - на вторую. Сверху накрыла подолом. Так они сто­яли несколько часов, боясь пошевелиться - вдруг новый «хозяин» спустит собаку. Огромная овчарка была с ним неотлучно даже на ночь немец привязывал ее к ножке кровати. Эсесовцы лютовали по всей округе: угоняли моло­дых парней, отбирали скот, рубили кур, насиловали девок.

Нининой матери с детьми разрешили жить в кладовке Старший брат, которому было уже 17 лет, с другом прятались в глубокой яме, вырытой в большом саду. Сначала местное подполье хотело, чтобы парень стал полицаем. Но мать, боясь за сына и младших детей не согласилась. Но и после этого парнишка не прервал связь с подпольем, куда передавал не­которые бумаги, которые мать собирала из мусорного ведра

Немец, видно, был важной шишкой. Часто писал что-то, иногда рвал бумаги, иногда комкая, выбрасывал. Когда ведро наполнялось, кричал - «Матка! Ком, ком!». И велел жечь мусор на его глазах но кое-что ей все-таки удавалось украсть и передать сыну. Кто знает, может быть, и приносили они какую-то пользу.

Кроме уборки, ей приходилось готовить немцу еду. И хоть продуктов в доме было много, она и детишки голодали. Надо было еще думать чем кормить малышку, родившуюся через два месяца. Вы­ручали сушеные фрукты, которые она добавляла в муку А ее умудрялась натереть вместе с шелухой из колосьев которые   семилетняя Нина и младший братишка собирали в поле. Добавляла мороженую картошку, лебеду. Было и немного много молока.
Чудом матери удалось спасти корову с теленком. Домой их приводили только рано утром, чтобы никто не видел, старший брат вместе с другом увязался с нашими наступающими войсками. Никто и не спрашивал сколько им лет. На фронте ребята стали хорошими снайперами. Вскоре дружок был ранен, но выжил, а брата убил немецкий снайпер. Эта была первая печальная весть для матери. Ждала она и вторую – от мужа.

До войны он был бригадиром дойного гурта. Как раз весной в деревню привезли высокопродуктивных коров. Ну как оставлять немцам такое богатство? Ведь всё равно под нож всех пустят. И тогда отец Нины с несколькими мужиками погнал стадо подальше от фашистов. Но не вышло. Под Воронежем их перехватили и угнали в Германию. Там отцу пришлось батрачить в немецкой семье. Родители хозяйки были родом из России, она хорошо знала язык. Мужиков жалела разрешала пить молоко.
Так что отец не голодал. Домой он вернулся только в начале 50-х годов.     

- Пожалуй, лишь с этого времени наша семья вздохнула свободно, - вспоминает Неонила Ефимовна Комличенко, и все равно долго ещё хотелось поесть настоящего хлеба - без лебеды и шелухи, белого, ноздреватого. Хлеба которого не хватало всю войну.

Людмила Рябоконь,

Искитимская газета, №45, 4 ноября, 2004 г.