<<вернуться к списку

«Кому ж охота умирать?»

В редакции все привыкли звать его просто дядей Ваней, а его приход за газетами для нас - всегда особые минуты: поговорит, поворчит по-отечески, а потом конфетку (обязательно шоколадную) из кармана достанет. И дальше, чуть сгорбившись, до дома... До следующей недели. А если вдруг в четверг дядя Ваня не приходит, мы уже переживать начинаем: не случилось ли чего. Но пока Бог бережет.

 

Душа так изранена, что никакими лекарствами не вылечишь и бинтами не перебинтуешь. Тогда -двадцатилетним - резанула война по сердцу, и в сегодняшние восемьдесят не отступает - атакует. То нахлынувшими воспоминаниями, то нестерпимыми болями ран шестидесятилетней давности.

 

- Много было эпизодов всяких за четыре-то года, - разве ж все упомнишь, - начал рассказ Иван Федорович Парамонов и, чуть прищуря глаза, поднял их к небу: вспоминает - Я артиллеристом-наводчиком всю войну служил. В девятнадцать лет забрали, в учебке мало-мало подучили и на передовую. Меня в 41-ом сразу и ранило вот сюда, в мякоть (показывает на голень). В начале войны наша армия ведь почти вся неподготовленная была, потому и погибли многие именно в первый год войны. А немцев-то обучали: вот они поначалу и перли вперед, a мы отступали постоянно. По-хорошему в наступление пошли ведь только году в 43-ем.

Где только не побывал наш дядя Ваня за четыре долгих кровавых военных года! Сердце России - Москва, центральная зона и Украина, Белоруссия и Молдавия.

-  В Чехословакии, дойдя до Братиславы, - рассказывает Иван Федорович, - нам отдают приказ: на Дальний Восток. Тогда ведь, знаешь,  война с японцами шла. Так вот, в 45-ом я уже в Маньчжурии служил. Да как служил: наc только вызывали на прорыв. Приедем, из орудий своих бахнем и назад.
Вскоре наш 83-ий пушечный полк отправляют в тыл на Южный Сахалин.
Там орудия меняем и... на освобождение Курильских островов от японцев.

-  И каковы тогда японцы были как воины? - интересуюсь.

-  Да какие там воины! – усмехается дядя Ваня. - Мы их били, а они бежали. Они так нас боялись, что улепетывали, только пятки сверкали. Че, охота что ли умирать, как и нам же. Там ведь везде пожары сплошные были, все сгорело, ничего живого не осталось... Но, правда, там мне японец в
рукопашном бою руку повредил. (Иван Федорович протянул левую руку: средний палец отказывался работать - перерезаны сухожилия, а верхняя фалан­га пальца тоже как-то неестественно выпукло «сидела» на своем месте). А дело было так. Шли мы со старшиной по дороге (и почему разведку не провели?), а там же везде сопки. Вдруг откуда ни возьмись - два японца. Один - на него, а вторым я занялся. Он меня схватил, автомат и руку прижал так, что я вывернуть оружие не могу, чтобы стрелять. Он же меня в это время ножом и резанул. И кончик пальца зубами откусил. Тогда я автомат все же вывернул и застрелил его, второго же старшина положил. В госпитале я хирурга просил:  «Отрежь ты мне этот кусок пальца!» А он: «Нет, мы тебе его пришьем». Ну вот, пришили, а толку-то в нем...

Палец, да разве ж только в нем беда: душа так изранена, что никакими лекарствами не вылечишь -, бинтами не перебинтуешь. Тогда - двадцатилетним - резанула война по сердцу, и в сегодняшние восемьдесят не отступает - атакует. То нахлынувшими воспоминаниями, то нестерпимыми болями ран шестидесятилетней давно­сти.

Сегодня жизнь ветерана не так разнообразна, как в былые годы. Доберется потихоньку до огорода, совершит там все необходимые агротехнические ра­боты, дойдет до магазина за хлебом, молоком и конфетами, придет в редак­цию, чтобы весь подъезд свежим номером «Искитимской газеты» обеспечить, поговорит с нами, угостит (кому повезет) конфетой и домой - прессу изучать. А в редакции поселяется хорошее настроение. И жажда жизни. Ему-то она хорошо известна, ведь практически каждый час войны он был на волосок от смерти. А кому ж охота умирать?!.

 Живите долго, дядя Ваня!

 

Искитимская газета, №21, 20 мая, 2004 г.