<<вернуться к списку

 

СНАЙПЕР

Дмитрий Афанасьевич бросил к печке охапку дров, тяжело выдохнул: «Ну, все. Ка­жется, управился». Сел у окошка, наполнявшегося густо-синим февральским вечером. Вздохнул: «Так о вой­не, говорить, рассказать? О молодости значит. Столько лет прошло, все и не упомнишь. А впрочем, и не забудешь. Вон ноги каждый день напоминают — бывает, хоть кричи от боли. Совсем подводить стали — и время не вылечило».

...«Срочная» подходила к концу. И мысленно красноармеец Чуркин был уже дома, в родной Сибири. Но судьба распорядилась иначе. Вместо долгожданной встречи с родными суждено было сойтись с врагом — лицом к лицу. Началась война.

«Боевое крещение» Дмитрий получил под Смоленском. В первом же бою зенитная установка его расчета была разбита. Ранение в руку, контузия. Полевой госпиталь. Снова передовая. Но теперь уже в составе другой части.

Как-то командир роты подошел к нему со снайперской винтовкой: «В Сибири вырос, Митяй, охотник стало быть?»

Дмитрий действительно охотился с детства, и редко бывало, чтобы приходил домой без добычи. Но ведь это не дробовик. «Бери, бери, в бою научишься, — увидел замешательство Чуркина ротный. — Вот сорок патронов, к ней. Смотри, зря не расходуй». Патроны Дмитрий зря не тратил.

Читаю вырезки из пожелтевших фронтовых газет: «...Большую помощь в наступлении оказали наши снайперы — красноармейцы Чуркин Дмитрий и Мухин Андрей. Они имеют винтовки с оптическим прицелом. Снайпер Чуркин убил 12 фашистов, Мухин — 6», «Подступы к первому хутору обороняли вражеский снайпер и автоматчик. Красноармеец Чуркин снял снайпера и автоматчика». «…Возле деревни «Н» Чуркин убил из своей винтовки двух фашистских пулемётчиков  и ещё какого – то фрица, который прибежал узнать, почему пулемёт молчит. А всего из русской трёхлинейки с оптиче­ским прицелом он уничтожил 35 немецких оккупантов и около 100 ранил...»

Эти факты, конечно, лишь Маленькая часть из боевой биографии этого человека. По подсчету Дмитрия Афанасьевича на их счету — его и трехлинейки — около двухсот уничтоженных фашистов.

Войну он видел не только из окопа или воронки, через линзы оптического прицела. Не раз приходилось выходить и на особые задания.

Как-то в расположение части из деревни прибежал парнишка. Он сообщил, что немцы приготовили для отправки в Германию большую группу молодежи. На ночь их закрыли в скотном дворе, а утром должны понести на станцию. Отряд, в котором находился и Чуркин шел всю ночь. К утру между де­ревней и станцией устроили засаду. Операция удалась. Полторы сотни молодых людей, обреченных на жизнь в неволе были отбиты у фашистов.

И еще не раз участвовал Чуркин в вылазках в тыл врага. Приводили «языков», взрывали мосты. Однажды, возвращаясь в пургу с очередного задания, отряд потерял ориентир. Когда после долгого безрезультатного плутания сквозь снежную пелену вдруг замаячили огоньки, послышался лай собак — обрадовались. Судя по всему, в деревне должны быть свои. Но оказалось иначе. У первого же дома увидели приплясывающего от холода немецкого часового. Осторожно подошли ближе. За окнами веселились фашисты. Часовой, видно, совсем окоченев, потоптавшись на крыльце, нырнул за дверь. Решение пришло молниеносно. Саша Александров палкой подпер дверь, затем разом бросили в каждое окошко по гранате. Когда в деревне послышалась стрельба, отряд был уже на безопасном расстоянии. Во время очередного боя, когда клочок земли переходил из рук в руки по нескольку раз в день, Чурки­на ранило второй раз. Рядом разорвался снаряд, осколок попал в каску. К счастью, не пробил ее — оставил лишь большую вмятину. Но и сделал свое дело. Солдат оглох, потерял сознание. Снова госпиталь, недолгое лечение — и вновь, на передовую.

Шел   первый   год   войны, с большими потерями, отступлениями советских войск.

Но, несмотря на это, каждый солдат верил, что в конце концов дорога войны приведет его в Берлин. Уверен в этом был и Чуркин. Но дойти до логова фашистов ему так и не пришлось.

Атака. Свинцовый дождь. Впереди, ему навстречу, бежал командир — Саша Александров. Но вдруг, споткнулся, упал. Рота залегла. Дмитрий подполз к другу, но помощь была уже не нужна. Пуля угодила Александрову прямо в голову. Бой продолжался «Командование ротой принять Чуркину», — все ближе и ближе доносились голоса бойцов по «живой цепочке». Дмитрий встал во весь рост, и, обернувшись к роте, задыхаясь от ненависти, выдавил: «За мно...»

Рота ушла вперед, а он, подняв ее, остался лежать в снегу. Пуля вошла в левое бедро и, едва не задев тазо-бедренные суставы, вышла из правого. Так и пролежал, истекая кровью, почти всю ночь. Думал, что все, конец. Лёжа на снегу; вспомнил свою деревню, отца-инвалида. Как же он теперь? Мать Дмитрий почти не помнил, она умерла, когда ему было всего три года. Отец потом снова женился, но и вторая жена умерла, оставив от брака дочь. Жилось тяжело.  Митя был шестым ребёнком у отца, она — седьмым. Старшие 5ратья и сестры, повзрослев, уехали в город, с отцом остался он один. В одиночку-то в деревне тяжело про­жить. Рано познал весь деревенский труд. Вместе с отцом и в колхоз вступил. Со временем выучился на счетовода. Уважаемым человеком стал среди односельчан. В армию провожали, всей деревней. И вот...

Под утро, едва живого, Дмитрия подобрали. Из полевого госпиталя переправили в Москву. Сложная операция, совпавшая, как по злому року, с днем его рожде­ния. После нее почти три мёсяца провел лёжа в кровати. И все-таки надеялся из госпиталя — снова на фронт. Но увы, слишком серьезным оказалось ранение.

В мае сорок второго двадцатитрехлетний Дмитрий Афанасьевич Чуркин  вернулся домой, в деревню Нижний Коен Искитимского района инвалидом II группы, на костылях. «Деревянные ноги» помогали в ходьбе еще целых » три года.

Уже много лет Дмитрий Афанасьевич живет в Искитиме, на улице Третьей Известковой. С женой Агриппиной Ивановной вырастили троих детей. Александр — пилот первого класса, Нина — инженер - конструктор, Владимир — машинист электропоездов. Часто его дом наполняется ребячьими голосами Это значит — в гости приехали внуки, а их у Дмитрия Афанасьевича шестеро. Есть уже и правнук - Димочка

Иногда достает ветеран свою заветную полевую сумку, в которой хранит пожелтевшие документы, вырезки из фронтовых газет, фотографии, и вспоминает давно ушедшие дни боевой юности. Вот и сегодня эта сумка в его руках. Дмитрий Афанасьевич бережно разворачивая, стоженный вчетверо листок бумаги и поясняет: «Приглашение. Осенью ветераны дивизии собираются в Барнауле. Поеду обязательно». И помолчав, добавляет: «А вдруг, встречу боевых друзей! Тогда уж будет, что вспомнить!»

На войне он был всего шесть месяцев

Ю.   БОРГЕРТ

Знамя Коммунизма, №30, 22 февраля, 1989 г.