Листая памяти страницы
Мой дедушка Тимофей Андреевич Полунин - участник Великой Отечественной войны. Для него она стала настоящим испытанием. Его уже нет в живых. Но я хорошо помню, как деда Тима рассказывал о том времени, когда воевал с фашистами. Каждый раз его голос дрожал, а глаза наполнялись слезами. Праздник 9 Мая был для него особенным. В тот день он и радовался, глядя по телевизору парад Победы, и много плакал, «перелистывая» в памяти страницы биографии военных лет. Я горжусь своим дедушкой, который, рискуя собственной жизнью, героически защищал нашу Родину от врага. Мое сочинение – это его воспоминания о боевых товарищах, о суровой фронтовой жизни.
«Мне было шестнадцать лет. Шел сорок третий год, когда меня призвали в армию. На комиссии я «прибавил» себе один год, очень хотел бить фашистов. Кем я был? Хлипким парнишкой, который и ружья-то сроду не видел...
На фронт я сразу не попал (это и лучше, ведь, возможно, первая шальная пуля меня бы настигла), полгода стояли под Ульяновском. Меня зачислили наводчиком в артиллерийскую батарею. Мы охраняли от налетов немецкой авиации железнодорожный мост – этакий железный гигант длиной почти три километра, стоящий на огромных бетонных «ногах». Волга-матушка была ему «по колено».
Именно здесь я узнал солдатскую присказку: «Копай больше – кидай дальше». А вообще за всю войну мне довелось столько землицы перекопать?! Во-первых, для артиллерийского орудия надо было выкопать площадку под названием «дворик». Потом – ниши под снаряды, а затем обустроить себе землянку, где можно укрыться от дождя и ветра, чайку попить да подремать часок-другой.
После Ульяновска нас повезли на передовую. Эшелон ночью идет, а днем стоит в тупике. По дороге нередко попадали под вражеский обстрел. Многие солдаты погибли в пути. Так мы добрались до Брест-Литовска. Однако и здесь для меня не наступила настоящая война. Мы опять охраняли железнодорожный мост, переброшенный через реку Буг. Тут уж немецкая авиация никакого покоя не давала. И как мы ни отгоняли чужие самолеты, как ни старались сохранить переправу, не уберегли: немцы все-таки мост разрушили.
К нам на территорию батареи приезжал Георгий Жуков. Я его видел собственными глазами. Слава о знаменитом полководце шла по всем фронтам. Он для нас был как Кутузов для своих солдат. Посмотреть на легендарного военачальника сбежались все, кто был свободен от караульной службы. Слушали его, затаив дыхание, внимая каждому слову. Надо сказать, его образ не совпадает с тем, что нам представляли художники: с виду он вовсе не богатырь, как Илья Муромец. Это человек невысокого роста, правда, коренастый, широкий в плечах. Глаза мне его запомнились: взгляд вроде строгий, но добрый, открытый. И общался он с нами как-то по-человечески, как простой солдат с солдатом...
Вскоре после этой встречи с маршалом объявили боевую тревогу, и мы направились в сторону польской границы. Наверное, мне повезло: я попал на фронт во второй половине войны, когда немцев уже гнали назад. Они, конечно, «огрызались», оборонялись, но мы их давили пехотой, подминали танками, жгли артиллерией, выбивали авиацией из маленьких польских городов и хуторов. Мы их гнали туда, откуда они пришли.
Входить потом в селения, что побывали под фашистами, было жутко: после себя они оставляли только смерть да руины. Так мы дошли до Одера. Тут немцы отчаянно оборонялись, они уже чувствовали, что совсем скоро «Гитлер капут», поэтому были особенно злы, не жалели техники и снарядов. А нам наш командир расчета, такой скуповатый мужик, частенько напоминал: «Стреляйте только по цели, не пуляйте почем зря. Каждый выстрел – это одни хромовые сапоги, каждый снаряд больших денег стоит».
Здесь, на Одере, я сбил немецкий «Мессершмидт». Бой тогда был нешуточный. Все смешалось: люди, земля… Помню, осколки мимо «вжикают», орудия оглушительно громыхают. Одного бойца из нашего артиллерийского расчета ранило, я сестричку зову: «Перевяжи солдатика!» А она: «Ой, боюсь, стреляют шибко, убьют». Я сам перевязал и – дальше воевать. Вдруг слышу, ребята кричат: «Ура! «Мессер» сбили!» Командиру орудия тогда «Красную звезду» дали, а мне и еще одному пареньку из расчета вручили по медали «За отвагу».
Потом был Люблин. Окраины тихого польского городка фашисты превратили в лагерь смерти. Его название «Майданек». Я его своими глазами видел. Мы из этого концлагеря освобождали узников, оставшихся в живых. Не люди то были – тени, пешком до вокзала они бы не дошли. И вот кто на лошади, кто на корове добирался, некоторым счастливчикам трофейные велосипеды достались. Остановишь человека, спросишь: «Ты кто, откуда?», а он и говорить не может, только шепчет: «Из Одессы» или «С Волги я», или «Ленинградский…» Я сам тогда плакал. Особенно, когда концлагерных ребятишек увидел. Душа моя перевернулась, сердце рвалось на куски, глядя на худющие тельца, похожие на полуживые тени. Здесь, в «Майданеке», я увидел вороха одежды и обуви, и каждый размером с хороший стог сена. Видел и те самые камеры, в которых тысячи людей жизни лишили. Рассказывал мне один военный человек, как это было. Прибывших в лагерь пленных сортировали, как скот: этого – в вагон № 7, то есть в жилой барак, а другого – на убой. А была еще «помывка в бане». Это когда мужчин и женщин нагишом загоняли в специальные камеры, набивали до сотни человек, а потом включали электрический ток, пропуская его через металлический пол, на котором стояли смертники. Можно только догадываться, какие нечеловеческие муки испытывали люди в тот момент.
Берлин был последним плацдармом войны. Хорошо помню последние ее дни. Наша артиллерийская батарея стояла в восьми километрах от города. В апреле сюда была стянута тьма-тьмущая наших войск и артиллерии. Все понимали, что до Победы осталось всего - ничего. И лупили мы немца, не жалея огня, уже не оглядывались на слова командира про хромовые сапоги.
В Берлин вошли вечером, улицы узкие, дома серые, город город какой-то темный, враждебный. Нет, не понравилась мне эта немецкая столица. Да что тут говорить – логово врага. К тому же разбито все, разрушено, кругом развалены. А рейхстаг мне показался очень мрачным, зловещим, будто огромная каменная птица-стервятник сидит на ступенях. Жаль, не подписался я на стене, а мог бы, для истории…
Ну а когда объявили о капитуляции Германии, тут уж мы душу отвели – 15 ящиков снарядов расстреляли, ствол орудия до красна раскалился. Вот так мы салютовали нашей Победе. А самое главное, мы радовались, что остались живы!!!»
Полина ГУБРЕНКО, 5 «б» класс школы № 3, р.п. Линево
"В разрезе ..." приложение к ИГ, №4 (9) апрель, 2010 г.