Берёзовой каши довелось хлебнуть сполна
Мы приехали в Нижний Коен уже во второй половине дня. Солнце пекло нещадно и весенний снег чернел прямо на глазах. Домик, к которому подъехала наша «Нива», на первый взгляд ничем не отличался от остальных. Такой же небольшой, деревянный, но в то же время чистый и уютный. Почему-то показалось мне, что в таком домике должен жить крепкий старик с красивой седой бородой. Каково же было мое удивление, когда это оказалось именно так. Войдя в дом, мы как будто бы перенеслись во времени лет на пятьдесят назад. Кровать, диван, стол, печка, старинный шкаф, тихо бормочет радио и старик. Сидит, улыбается, словно живая картина.
Эмиль Адольфович Мильке, так зовут героя
нашего рассказа, поселился в Нижнем Коене давненько. Не лежала душа его
к кирпичным домам. Может быть, потому, что большую часть своей жизни
прожил в деревне, а, может быть, оттого, что кирпичные дома у него чаще
всего ассоциировались с неволей. А вот неволи ему довелось испытать
немало...
Пока его дочь, Клавдия Эмильевна, хозяйничала у печи, мы с Людмилой Петровной Милютиной, председателем общества «Мемориал», слушали горькие страницы судьбы старика. Коля щелкал фотоаппаратом, я строчил в своем блокноте, а здесь, в этой маленькой комнатушке, проплывала перед нами история всего нашего народа. Страшная история, искалеченная войной, голодом, тюрьмами, ссылками.
Родился Эмиль Адольфович Мильке в 1915 году в городе Томске. Отец его работал здесь на железной дороге в годы первой мировой войны. В 1918 году вернулись они на Украину, в Житомирскую область. Завели хозяйство, купили землицы, начали жить-поживать да добра наживать. Недолго продолжалась их крестьянская жизнь. Слишком много добра они нажили за десять лет своими руками, своим потом. В тридцатом году отца их раскулачили, и с тех пор Эмиль Адольфович его и не видел. Бесследно исчезали люди в подвалах НКВД. Все же семье удалось бежать, бросив все нажитое добро. Поселились они в небольшом украинском городишке Белая Церковь. В это время на Украине начался страшный голод. В деревнях тысячи людей умирали голодной смертью, порой бывали даже случаи каннибализма и все-таки семье их удалось выжить.
Восемнадцатого апреля 1941 года Эмиль Адольфович был призван в Красную Армию, в тридцать шестой строительный батальон. Строили доты на новой границе с Польшей, но достроить не успели — началась Великая Отечественная война. Все ужасы этой войны довелось ему испытать на себе.
— На пять человек была одна винтовка, — рассказывает Эмиль Адольфович, утирая трясущейся рукой медленные стариковские слезы. — К этой винтовке 15 патронов. Первого бойца убьют, второй берет, второго убьют — третий, так и воевали...
С боями отступали до Киева, там во время бомбежки его контузило. Девять суток был без сознания, лежал в госпитале — очнулся, а в Киеве уже фашисты. Много пришлось испытать в немецко-фашистском плену. Хоть сам он и немец по национальности, но Россия была его родиной, здесь он родился и вырос, и предать ее он не мог. Первый лагерь в Польше, второй— во Франции, затем в Чехословакии работал в лазарете — таскал раненых. После освобождения Европы от фашистского гнета Эмиль Адольфович вернулся на родину в Белую Церковь.
Недолгим было его свидание с родными. Пятого июля 1945 года его арестовали только за то, что он побывал в плену. Нельзя было в плен попадать солдатам Красной Армии. Попал в плен, значит предатель, враг народа.
— Следствие продолжалось по февраль 1946 г., — рассказывает старик, и снова заметны слезы в его глазах. — Следователи писали все, что хотели. А я неграмотный, говорю не буду подписывать — не виноват и все тут.
Много раз избивали его, исписали «полторы тонны» бумаги и все же в глубинке обходились еще гуманно, в отличие от Москвы. В конце концов переслали дело в столицу, так как вину доказать сами не смогли, а там тройка УНКВД долго мучиться не стала. 54,1А — прямая измена родине — 5 лет лагерей и 5 высылки. В это же время и жену Эмиля Адольфовича, и дочек его выслали в Сибирь. Пять лет отбывал он в спецлагере Черногорск в Красноярском крае. Все пять лет проработал на угольной шахте, высота которой была иногда 60 сантиметров. «Лучше гнуться — чем переломиться», —- говорили тогда в сталинских спецлагерях. Много повидал он всякого люду. Был здесь и Киевский театр, в полном составе, репрессированный только за то, что играли они и при немцах. Были здесь и врачи из Одессы, и целое министерство из Харькова. Не все они, сумели приспособиться к жизни за колючей проволокой. Архипелаг Гулаг жил в те годы своим обособленным государством в государстве. Те, кто смог понять и принять лагерные законы, сумели выжить. А законы были простые, как народные поговорки: «Дела не делай, от дела не бегай», «Ретивая лошадка — недолго живет», «Ходя наемся — стоя высплюсь» или так «Где щель — там и постель». Так и жил весь наш Великий, Могучий Советский Союз. Кто за маленькой колючей, проволокой, кто за большой.
Всем выпало столько горя и слез, что и сотни писателей за всю жизнь не перепишут.
— И все же, — говорит Эмиль Адольфович, - доброму даже сухарь на здоровье – злому и мясное невпрок.
Выжил он. Выжил и приехал в Искитим, куда была сослана его семья. Но и здесь не обошлось без мытарств. «Враг народа? — Живи как сможешь». Ни документов на работу устроиться, ни жилища, ни денег. Ютились они всей семьей в землянках, там, где сейчас Подгорный микрорайон. Подрабатывал Эмиль Адольфович то на разгрузке вагонов, то еще где, потом уже устроился работать на лесосплав и сумел построить себе дом. После смерти «вождя всех народов» его реабилитировали и восстановили в правах.
За годы своих скитаний у него четыре раза было сотрясение мозга, дважды, уже после войны, он попадал в аварии — сначала в лагере на шахте, затем уже здесь, в Искитиме. И все-таки выжил человек, остался в трезвом уме и твердой памяти — вот только руки уже не те. Много поработать своими руками пришлось старику.
— Самое главное вам не сказал, — он улыбается и достает из кармана небольшую иконку матери Божьей с младенцем. — Вот с этой благословенной иконкой я и прошел всю войну, все тюрьмы и лагеря, помогала она мне всю жизнь и сейчас со мной...
Я долго не мог отойти от услышанного. Немало приходилось читать о людях, прошедших сталинские лагеря. Но вот так, поговорить пришлось впервые. Искалеченные судьбы почти у всех одинаковы. Всем этим нынешним старикам и старушкам в какой-то мере пришлось испытать на себе мясорубку тоталитарного строя. Наверное, нет семьи, в которой бы кто-то из родственников не был репрессирован в годы сталинского режима. Обидно и горько за то, что даже сейчас мы не можем обеспечить им более менее приличную жизнь...
Прощаясь, Эмиль Адольфович накормил нас обедом и, улыбаясь, пригласил к себе в гости еще. Не хотелось расставаться со стариком, но солнце уже клонилось к закату, стало подмораживать и мы отправились в обратный путь.
Остановились около березовой рощи, где-то посреди пути между Искитимом и Нижним Коеном, между прошлым и настоящим, между счастьем и горем. Остановились, чтобы попить целебный березовый чай и тут я подумал: «Дай Бог, чтобы всегда были эти березы, этот свет и солнце, и никому, и никогда не довелось попробовать этой «березовой каши», которой сполна «отведал» за всю свою жизнь Эмиль Адольфович Мильке».
Д. Корнев.
Искитимская газета, №36, 24 марта, 1994 г.