40 лет Победы Идти в разведку
Он родился и жил в селе Михайловке, что в семи километрах от Коена там одним из первых окончил курсы комбайнеров, скосил на колхозном поле свои первые гектары пшеницы. Там же в Михайловке женился и оттуда в 1938 году был призван в армию. ..Принимая новое пополнение командир дивизии медленно проходил вдоль строя, вглядываясь в лица еще не обстрелянных солдат. Увидев рослого, плечистого солдата, остановился перед ним. — Фамилия? — Рядовой Салапонов! — Откуда родом? — Сибиряк, товарищ генерал! — Так я и думал, — и к сопровождающим. — Зачислить сибиряка в особый батальон разведки. Но это было в сорок первом году. А до того грозового гола сколько было испытаний и жертв в стычках с японцами на Дальнем Востоке и Халхин-Голе, с белофиннами в сороковом году Разведка, по-моему, самая ответственная и трудная на фронте,- медленно говорит Иван Лаврентьевич. – И дело в том, что в разведку пойдешь не с каждым, даже очень знакомым человеком. Идти в атаку с ним — другое, дело проще. Идти в разведку ночью при любой погоде неприятельские окопы , чтобы бесшумно захватить «языка» или добыть нужные сведения, тут уже знаете другой коленкор. И не зря выражение «я бы пошел с тобой в разведку» осталось самой высокой оценкой человека и в мирное время. …Дождь. Дождь. Сутки не перестает. Словно в небе громадная пробоина и заделать некому. Грязь такая — сапоги из нее едва вытаскиваешь Ночь. На передовой временное затишье, как тогда говорили: «На фронте без перемен». Разведчики в блиндаже отдыхают: кто спит, кто задумался над письмом. Резко распахнув двери, входит командир взвода. Встал у порога стоит как водяной столб поли, ждет, когда с него вода скатится. - Подъем! Все вскочили, окружили командира. Боевая задача. Срочно нужен язык для штаба. Погода для выполнения задачи отличная: ни черта не видать, дождь как из стоведерной бочки, грязь по уши. Что еще надо? Расположение немецких окопов нам известно. Все. Нужно три человека. Один для прикрытия . Желающие есть? … Ползет Иван Лаврентьевич со своими товарищами, словно идут по дну грязной бурливой реки, ползут бок обок в сторону немецких окопов, ползут будто слепые, на ощупь и только выработанным чутьем определяют верное направление. Нервы напряжены. До предела обострены слух и зрение. Вот он окоп. Двор скатываются в него, третий остается наверху Все остальное в окопе происходит за мгновение. Трудно передать словами опыт и мастерство разведчиков. которые проявляются иногда в какие-то доли секунды. Но как же было обидно, когда «язык», добытый с таким трудом, оказался не тем «языком»!. Допрошенный сразу же в штабе полка он ничего не знал о том, что интересовало наше командование — солдат недавно прибывший на передовую. Ясно, «язык» нужен не ниже офицера. И еще раз в эту ночь, но уже с командиром взвода во главе, Иван Лаврентьевич и еще двое разведчиков поползли в сторону немецкого расположения. Задача резко усложнилась. Теперь надо было миновав вражеские окопы, подобраться к одному из блиндажей, где находились немецкие офицеры и там поступить так, как подскажет обстановка. Но при любой обстановке без «языка» не возвращаться. Им повезло. Они благополучно миновали боевое охранение и чуть ни вплотную подползли к блиндажу. Перед тем, как рискнуть и ворваться в блиндаж, решили на всякий случай немного подождать. А дождь не переставал. Он лил еще сильней. Но какие бы тучи не застилали небо и как бы ни лил дождь — рассвет наступит, и тогда... Вдруг дверь блиндажа открылась. Вышел немец в накинутой плащ-палатке. Вышел но уже не вошел. На этот раз «язык» был знающий. Иван Лаврентьевич вспоминает, рассказывает скупо но так как будто только вчера вышел из боя, будто только вчера вынес на себе раненого товарища. Нет не всегда разведчикам везло Не всегда. Не раз фашисты обнаруживали их и открывали по ним яростный огонь) Гибли испытанные в бою и дружбе настоящие боевые товарищи. Иногда очень дорого разведчикам стоила вылазка в немецкое расположение, но они хорошо знали, что их жертвы не напрасны. Чем крупнее «язык», чем значительнее добытые сведения, тем меньше прольется крови наших солдат в предстоящих боях, тем еще на один шаг будет ближе День Победы. Дважды Иван Лаврентьевич был в госпитале и дважды возвращался на фронт. После третьего ранения и тоже из госпиталя, но когда уже кончилась война, солдат с прострелянными ногами, на костылях, вернулся домой. В колхозе не хватало рабочих рук. Мужиков не было. Одни вдовы да подростки. Не мог Иван Лаврентьевич, не захотел идти на инвалидность. Лечила его раны жена Анна старыми испытанными способами: травами да муравьиным соком И раны стали заживать. Вскоре, Иван Лаврентьевич отбросил костыли, но, еще хромая на обе ноги, пришел в правление колхоза. — Прибыл для продолжения службы, — бодро отрапортовал Он председателю. — Коли так — сторожем пойдешь. — Это — тыл. Я привык служить на передовой — Тогда вот тебе передовая — механизация. — А где она? — Я тебя назначаю на должность механика — добывай.
Сутками не бывал механик дома. Ездил и
в район, и в соседние колхозы, и в область: вымаливал, выбивал запчасти,
добывал горючее, требовал выделить для колхоза один-два трактора,
одну-две автомашины. Жена сердится. Надо бы и для дома кое-что сделать:
покрыть прохудившуюся крышу, в полу вон какие дыры — заделать не мешало
бы, не мешало и изгородь поправить. А он обо всем колхозе думает, а о
себе нисколько
Так в хлопотах и пролетели годы. Давно колхоз обзавелся
и новым гаражом, и механизацией, и мастерскими. И все бы хорошо, да
ноги стали у Ивана Лаврентьевича все чаще отказывать. Врачи помогают,
чем могут. Советуют ему идти на инвалидность. И все-таки я упустил бы, пожалуй, главное, если бы не рассказал еще об одной черте его характера — доброте к людям. Поговорите с агролесовцами — и вам поведают о том, как Иван Лаврентьевич помог в беде одному, как посоветовал сделать доброе дело другому, какую помощь оказал растерявшемуся в горе человеку, — Однажды, — рассказывает одна женщина, бывшая завклубом поселка, — с моим двухлетним сыном случилась беда. Надо было срочно от везти его в больницу. А на улице ночь и гололед. Кинулась я к одному владельцу машины — отказ, к другому, к третьему — отказали. Тогда я вспомнила, что у Ивана Лаврентьевича тоже есть машина — «газик». Я к нему. Он выслушал и говорит: «Найди шофера, который согласится. Я не могу управлять. Ноги отказывают, как не свои. Буду сидеть с ним рядом». «Если, говорит, в такую погоду поедет со мной Лаврентьевич, то я согласен». Так вот и спасли моего сынишку. Спасибо ему, Ивану Лаврентьевичу. Как-то в один из дней Победы в клубе Агролеса был вечер фронтовиков. Бывшие воины явились при полных наградах. Пришел и Иван Лаврентьевич. Многие присутствующие в зале впервые увидели на его груди боевые награды. Ведущая бойко объявила: «Сейчас перед вами выступит бывший фронтовик - разведчик Иван Лаврентьевич Салапонов!» Он встал. Высокий, седой. Стоял, прикрыв веки и молчал. А когда посмотрел я зал, все увидели в его глазах слезы. Всегда были сухими глаза солдата. Они были полны только гневом и мщением за поруганную землю, за погибших друзей-товарищей. А теперь вот подошел комок к горлу и нельзя слова вымолвить. Он сел и услышал, как тишину взорвали аплодисменты. Люди правильно поняли то, о чем хотел и не мог он сказать. Слишком дорогой ценой досталась победа советским людям с заклятым врагом. Е. ТАРЕЕВ. Знамя Коммунизма, №45, 19 марта, 1985 г.
|