<<вернуться к списку

 

Дед, расскажи мне про войну

 

С каждым годом мы все дальше уходим от военной поры сорок первого. Мы - новое поколение людей, для нас война - это воспоминания наших дедов. А их, участников и свидетелей тех исторических событий, становится все меньше и меньше. Что можем сделать мы, новое поколение, в благодарность за свою спасенную жизнь?

Дед лежал на кровати (последнее время он сильно болеет, очень ослаб, похудел и почти не выходит их дома), но увидев меня, он очень обрадовался и вышел ко мне на встречу. Баба Соня хлопотала на кухне. Она только что растопила печь, и дрова весело щелкали в печурке, от них приятно пахло сосновой смолой, и этот запах стоял во всем доме.

Баба Соня поставили на печку чайник, а из шкафа достала чашку с пирожками: «Вот, напекла, а есть некому!» - с грустью сказала она и поставила пироги на стол.

Да, думаю я про себя, пятеро детей, восемь внуков и четыре правнука, как стыдно мне за нас! Выросли и разлетелись кто куда. Конечно, это очень удобно, свалить все на нехватку времени, на вечную занятость. На всех хватало им и времени, и любви, и слов ласковых, а сейчас сидят старики одни и поговорить - то им не с кем. Да и я бы не забежала, если бы не нужда.

Дед с бабой Соней тоже, наверное, догадались, что не просто так я к ним зашла. Баба Соня сказала: «Садись к столу поближе, сейчас чай пить будем, а то вы совсем редко заходить к нам стали. Дед поставил передо мной бокал свежезаваренного чая, баба Соня вынула из своего «волшебного» шкафчика варенье, мёд, конфеты и придвинула поближе ко мне. Баба Соня все суетилась, как будто к ним пришла не правнучка, которая живет через два дома от них, а самый дорогой и долгожданный гость.

-   Налегай! - сказал мне дед. --Твои любимые, с картошечкой, вот здесь, а здесь..., - баба
Соня повернула тарелку другим боком - с капустой и ливером.

Я отхлебнула глоток чаю и откусила пирожок.

-  Дед! Расскажи про войну, -прямо попросила я.

-  А чего это вдруг? - поинтере­совался он.

-  Надо мне, - ответила я.

Дед сел на маленькую табуретку возле печки и закурил.

- А чего рассказывать - то, жили как все в войну живут, я же не воевал, ты это знаешь, и под­вигов никаких не совершал, даже не знаю, что и рассказать.

Нам с бабкой тогда едва по 14 лет стукнуло. О том, что Германия напала на Советский Союз от нас тщательно скрывали. Говорили, что это происки врагов Советской власти, что это они провокационные слухи распускают, и никакой войны нет. Газет и радио мы тогда в глаза не видели.

- Полгода это от нас скрывали, - вступила в разговор баба Соня.

 - А помнишь, дед, как у нас в деревне сразу же восемнадцать  мужиков  по линии
НКВД арестовали, а остальных срочно в армию забрали, даже деда 60-летнего, который рядом с нами жил. Оказывается уже во всю шла война, а мы ни сном, ни духом не ведали. Моего-то отца еще в 37-м арестовали всё по той же линии НКВД, а нас объявили семьей врага народа, отобрали корову, обложили не­человеческим налогом. Думать об отце запрещалось, не то, что спрашивать о его судьбе. А вот дедова отца в 41-ом призвали на работу на военный завод в Томск, а в 42-ом году на него пришла похоронка с фронта, в которой говорилось, что Шедько Иосиф пал смертью храбрых.

Дед молчал, слушая бабу Соню, он бросил дотлевшую сигарету в печку и снова закурил.

-  Если все рассказывать, девка, тут трех дней не хватит. Труд­но было сем в войну. Есть нечего, одеть, обуть нечего. Хлеба -соли не было. Лебеда да крапива - вот и вся еда. Не понимаю, как мы выжили в войну? Работали по восемнадцать часов, не досыпали, голодные, холодные, а все-таки выжили. Правда, русский народ такой несгибаемый... Нас и били, и мучили, и голодом морили, а мы все равно живем. Удивительно!..

-  А меня с подружкой чуть в тюрьму не упекли, - начала баба Соня.- Была зима. Носить нечего, обуть тоже, как по снегу босиком пойдешь? А ведь до фермы километра три шагать приходилось. Так мы крючком вяза­ли из овечьей шерсти себе чуни (так называлась у них обувь, напоминавшая носки) и в них по снегу бегали. Ноги замерзали так, что аж кости ломило. И вот, чтобы было теплее мы с подружкой решили сделать себе стельки в чуни и умнее ничего не при­думали, как обстричь хвосты трем колхозным коровам, а одной кобыле обстригли его совсем. Вся деревня хохотала над нашей выходкой, как увидят ко­ров с куцыми хвостами и кобылу с голым задом,  так и тычут пальцем в нашу с подружкой сторону, а сами за животы держатся. Когда приехал представитель из района разбирать это ЧП - нам было не до смеха. Сам в кирзовых сапогах да в шинели, а мы голяком. Влетело, конечно, нам тогда по первое число, даже вспомнить страшно, что могло с нами быть в то время. Особенно со мной, дочерью врага народа. Это же считалось вредительством. Мы еще долго разговаривали с бабой Соней и пили чай, а дед все молчал о чем - то своем. Мне так захотелось их обнять! И ска­зать: «Дорогие вы мои старики, если бы не вы, если бы не ваши детские плечи, которые вынесли все тяготы той войны, не было бы у нас победы над врагом. Если бы не ваш труд во время войны, не было бы меня. И не сидела бы я сейчас с вами. И не прав ты дед, говоря, что подвигов не совершал. Ваш подвиг ничуть не меньше того, что совершались в бою с врагом. Он просто не оце­нил. И хотя ты мне не сказал, но знаю я, что есть у тебя награда «За доблестный труд во время войны!»

Евгений Лебедев о таких писал:

Герой не тот, что грудь горою,

И голос - во! И руки - во!

Не громким голосом героя

Мы измеряем рост его.

Другой, глядишь, и скажет скупо,

И вид не тот, и ростом мал,

Но как высок его поступок,

Как звонок мужества металл!

Альбина

Искитимская газета, № 24, 16 юня, 2005 г. Троегубова ученица школы № 5