|
Блокада глазами очевидца Людмила Сергеевна Замкова - коренная ленинградка. Она жила в осажденном городе 7-летним ребенком, но помнит все так, будто это было вчера. "До войны мы жили в Ленинграде в деревянном доме. Семья состояла из пяти человек: бабушка, папа, мама, годовалый братик и я. Папа был инвалидом, и его на фронт не взяли. Помню постоянные бомбежки, во время которых все уходили в подвал. Однажды бабушка не пошла с нами и осталась одна. Дом, в подвале которого мы находились, разбомбили. В маленькое окошечко, которое было в дверях, влетали осколки бомб. Землей завалило двери, войти было невозможно. Все стали кричать, рядом были солдаты, они и помогли нам выйти. Смотрим, а дома нашего нет. Но где же бабушка? Она ведь осталась дома! Бабушка успела выскочить и бежала туда, где разрушенным зданием завалило нас. Здесь мы встретились. Папа в это время был на работе. Ему сообщили, что наш дом разрушен, и отпустили. Около дома он нашел нас всех живыми. А жить негде. Нас всех взяли к себе в землянку знакомые. В это время уже шла эвакуация жителей из Ленинграда, освобождалось жилье. Вскоре нам разрешили жить в 3-комнатной квартире на Васильевском острове. Помню лютую зиму и голод. Есть совершенно было нечего давали только по 125 г хлеба на человека. Да и какой это был хлеб, просто жмых с отрубями. От голода умерла бабушка. Мы с мамой завернули ее в какое-то старое одеяло, гробов не было, и на саночках повезли в сарай, где принимали трупы замерзших и умерших от голода. Потом заболел братишка. Кормить его было нечем. Этот черный хлеб он не стал есть. Он тоже умер от голода, ему было немногим больше годика. Опять с мамой на этих же санках увезли и братика.
Остались мама, папа и я.
Однажды мама пошла в сарай, где ей нужно было что-то взять. Долго ждали
мы ее домой, она пришла только на следующий день вся уставшая, опухшая и
сказала, что ей трудно было идти. Заболела мама и уже не вставала. В
квартире было очень Папа ушел за хлебом, я осталась с мамой. Она позвала меня к себе, хотела что-то сказать, но не смогла. Мама умерла. Мы положили ее в другую комнату. В это время нам пришла посылка с папиной работы, он пошел получать ее, оставил меня с мамой, приказал никому не открывать двери и пока не кушать. Папа ушел, а я пошла к маме взяла вату и стала этой ватой прочищать маме глаза. Потом закрыла ей веки. Время шло, папы все не было. Я решила съесть свои хлеб, легла на кровать и стала громко плакать. Думаю папы нет, он наверное, тоже умер, я одна. Карточек на продукты у меня нет и я тоже умру! Слышу уже поздно ночью стук, это папа. Он принес посылку, в которой было две булки хлеба и какие-то две-три крупы. Папа сварил кашу, нарезал хлеба. Мы кушали, а мама лежала за стеной. Легли спать и мне стало плохо, наверное от такого сытного ужина. Утром папа часть хлеба отдал дворнику, чтобы он увез маму все в тот же сарай, куда увезли бабушку и братика. Остались мы с папой вдвоем. Чувствовалось постоянное недоедание. Нам стало совсем плохо заболел папа и заболела я. Нас вместе с папой положили в госпиталь, где кормили неплохо. Все, что оставалось у меня, я относила папе. Выписали нас из госпиталя, папа стал работать. Стали давать больше хлеба крупу, даже, помню, давали шоколад кусочками. Оказывается, это наши прорвали блокаду и первым в Ленинград вошел эшелон с продуктами. После воины папа работал проектировщиком в Ленгипромостпроекте, часто ездил в командировки и постоянно брал меня с собой. Помню и Киев, и Ригу, и другие города. От предприятия, где работал папа, ему дали квартиру, мы жили с ним вдвоем": Страшные в своей правдивости строки. Трудно поверить, что в таких условиях люди прожили 900 дней и ночей - с октября 1941 по январь 1944. Но город выстоял, хотя Гитлер пророчил ему голодную смерть. История человечества больше не знает подобного. P.S. Благодарим за помощь в подготовке материала Г. Рудь, председателя комиссии по работе с ветеранами и молодежью при городском совете ветеранов. Искитимская газета, №8-9, 18-20 января, 2001 г.
|