|
ПРЕКЛОНЯЮСЬ ПЕРЕД ТОБОЙ, СОЛДАТ !
Откройте любой учебник история, там точно по годам расписаны этапы развития нашей страны. Но это по учебнику. В жизни для каждого советского человека, неважно, родился он в начале века или в семидесятые годы, время разорвано как материя с треском, на две части: до войны и после. Между двумя этими частями кровавой, изломанной линией — четыре страшных года, 4218 дней и ночей. ГОД 1945 Пригород Кенигсберга. В саду бывшего имения генерал - фельдмаршала Паулюса, бесславно плененного под Сталинградом, расположилось автохозяйство 544 гаубичного артиллерийского полка. Яков Ошейко резко затормозил свою полуторку, рейс окончен. Шофёр соскочил с подножки, присел несколько раз, разминая затекшие от долгого сидения ноги. — Яш, — крикнул ему дежурный по парку сержант. — я там на окне ужин тебе оставил, иди поешь. Каша была еще теплой, Яков и не заметил, когда котелок опустел. Глаза после долгой дорожной тряски будто налиты свинцом. Ошейко скинул гимнастерку, сапоги и уютно устроился на кровати, закутавшись в серое солдатское одеяло. Только начал забываться в дреме, по лесенке, ведущей на второй этаж, к комнате помпотеха, загрохотали кованные солдатские сапоги, через несколько минут кто-то чуть не кубарем скатился вниз, следом, прыгая через ступеньки, крича вдогонку убегающему, пронесся помпотех, всегда такой солидный и неторопливый капитан, «Что - то случилось» - сквозь сон подумал Ошейко — Тревога! В ружье! Точно пружина подбросила Якова Ошейко и через несколько минут, еще ничего не соображая, он уже стоял в строю и одергивал гимнастерку. - Ну вот и все, братцы, — устало по - будничному сказал капитан. Небо раскололось на тысячи мелких осколков от самого чистого и радостно, никем не управляемо салюта. Победа! В горле у Якова что-то заклокотало и он, как комок, вытолкнул через сразу спёкшиеся губы короткое и веское слово «Жив»! И разрывая легкие, из груди рванулся крик: «Победа! Живой!» и потерялся, слился воедино с другими голосами. Это произошло в ночь с 8 на 9 мая 1945 года. Но до этого момента была горечь лета 41 года, Ржев, Ельня, была кровавая пыль Курско-Орловской дуги, бесконечные фронтовые дороги: Орша и Вильнюс, Каунас и Мариамполь, Инстенбург и Пилау. Все это было во фронтовой судьбе Якова Степановича Ошейко. СТАРЫЕ ФОТОГРАФИИ ГОД 1986 Небольшая, по-стариковски уютная квартира, с обязательным массивным комодом, покрытым чуть тронутой желтизной времени кружевной скатеркой, поверху разбросаны облатки с таблетками, на окнах простенькие ситцевые занавесочки, на полу пестрые самотканые дорожки. Здесь живет со своей женой участник Великой Отечественной войны Яков Степанович Ошейко. — Папа, — строго наступает на Якова Степановича дочь Людмила, — ты лекарства опять не пил? Она подает ему несколько таблеток и пока ходит на кухню, Яков Степанович быстро глотает одну таблетку, остальные незаметно перекочевывают в широкий брючный карман. Пока он расправляется с лечебными делами, я осматриваю комнату. На стенах, отливая кремовым глянцем, как окна из прошлого, — старые фотографии. Вот сам хозяин - ему здесь лет тридцать, по - довоенному счастливое, улыбчивое лицо. Вот жена — она тоже молода и красива, дети. Эти фотографии — хранилище памяти. — Знаешь, — говорит Яков Степанович, усаживаясь поудобнее на стуле, — иного что было в молодости, да война, как туманом, воспоминания стерла, сейчас смотрю на фото, листаю альбом, или со старухой своей разговариваем, будто все и не со мной было. Словно кто-то близко знакомый, но не я родился в Таскаево, в крестьянской семье, работал, в колхоз вступал, трактористом при МТС был. Словно знакомый мой вернулся после срочной в колхоз, да так и проработал до 22 июня на старенькой полуторке. Яков Степанович вздыхает, нервно теребит папиросу. В «СОРОКОВЫЕ-РОКОВЫЕ» Старенький ГАЗ-АА, черт бы его взял, сломался на полпути из Черепаново домой, Яков, тихо ругнувшись, расстелил на земле фуфайку и забрался под машину. Над старым Барнаульским трактом тишина, лишь гаечные ключи позвенькивают. Вдруг резкий скрип тормозов. Яков выглянул из-под машины. — Война, парень! — крикнул ему встречный шофер. Отплакали, отпели недолгиё проводы. 26 июня 1941 года колхозный шофер Яков Ошейко, сжимая в руках повестку; перекинув через плечо подорожную сумку, был в военкомате. Вот уже мимо теплушки проносятся незнакомые пейзажи, не сибирские названия станций. А десятого июля под Вязьмой вдруг вздыбилась вокруг эшелона земля. Сбросив свой смертоносный груз, на запад удалялись самолеты с крестами на крыльях. Первое крещение огнем. Сколько потом было огня, крови, смерти, горечь отступления. Шли бои за Москву. Якова прикомандировали к разведке. С ним любили лихие армейские разведчики на задания ездить, надежный шофер. Яков даже разработал свою тактику езды по рокадным дорогам. «Воздух» с тыла, допускай чтоб самолет повис над тобой, пока нервы выдерживают, сбрасывай газ, нога на тормоз и взрывы ложатся впереди. «Воздух» с фронта, жми по всем газам — и земля с содроганием дыбится далеко позади. Не велика речка Жиздра, да быстроводна и глубока. Именно здесь, как библейский Христос, Яков Ошейко по воде «аки по суху» провел колонну в 200 машин и тем самым спас технику и людей. Полуторки стояли груженные боеприпасами, в воздухе плавилась жара.
Отправились солдаты искупаться, Яков смотрит
колышки в землю у берега вбиты, пошарил ногой, в воде бревна.
Подумалось; видать подводная переправа. И забыли шоферы об этом, мало ли
что на войне бывает. А тут приказ отступать на тот берег. Единственный
мост забит колоннами войск, регулировщик только ошалело отмахивается,
не в силах совладать с потоком техники и людей. Колонна из 200 За смелость и находчивость Яков Ошейко был награждён орденом Красной Звезды. Много ещё было Фронтовых дорог, ухабов, грязи, глубоких снегов. Грудь воина достойно украшают; орден Отечественной войны II степени, медали «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За взятие Кенигсберга». Как говорит он сам ничего особенного не совершал, просто был солдатом. Сейчас Яков Степанович живет в поселке Ложок, в своей уютной квартирке, прибаливает. И совсем он не похож на того молодого серьезного солдата, что смотрит на меня с фотографии. О «ЛИПКИХ ЯЗЫКАХ» Последнее время навалились на ветерана болезни и совсем не по той причине, что организм износился, как-никак восьмой десяток. В душу ему плюнули. На чьем - то грязном и липком языке скопилась черная, ядовитая слюна, плевок —и поползли слухи. Будто кто-то, где-то опознал во фронтовике изменника Родины, пособника гитлеровских палачей. Жаль, что трудно найти этого, перо не поворачивается написать: «человека». Он затаился, и наверное тихонько и гнусно хихикает в кулак. До чрезвычайности обидно— один подлец сделал, а некоторые люди поверили, может, и не поверили, а так языки почесали (и не единичный это случай, когда распускаются разные слухи о бывших фронтовиках, ветеранах) и зашелестело по селам и деревням, по магазинным очередям: «Вы слышали? Вот жуть-то!». И ни у кого не хватило смелости сказать: «Хватит»! Никто не подумал, почему этот «Кто - то, где-то» действует из-за угла, нашептывая на ухо: «вот де, мол, я слышал, что в Ложках...». Потому что знал, за клевету отвечать надо, а так... что: просто слышал, все говорят. Где он, кто видел, где этот «борец за правду?» А как же больно было ветерану, за что же вы так, люди? Нет у Якова Степановича ни геройских, ни маршальских звёзд, он рядовой войны, честный, справедливый советский человек. Он защищал Родину. Спасибо тебе, солдат, и низкий поклон от всех честных людей. В. КОВАЛЬ корр. газеты.-Знамя Коммунизма, №154, 30 сентября, 1986 г.
|