Простая семья с немецкой фамилией.

 

Запах солнца, переливающийся чистый мамин голос, яркий луч в окошке только что отстроенного лома, а еще большой папа, который рассказывает о чудесах: неведомых загадочных елках, которые растут далеко-далеко на Востоке, там, где папа служил в армии...  Это воспоминание стало самым ярким в жизни трехлетней девочки.  Начинался  1941-й год.

По-разному  люди  рассказывают  о  своей  жизни.  Кто- то  с  гордостью  за  себя,  кто- то с  разочарованием,  стыдом, сожалением.  Гильда  Карловна Кравченко  зябко  поеживается,  обхватывает  себя  руками, говорит:  «Аж  мурашки  по  коже» и  мысленно возвращается в  тот самый светлый  и  счастливый день...

В Россию — чтобы работать

Поколения  семьи  Соммерфельд  жили  в  России  еще со  времен  Екатерины II.  Колония немецких переселенцев, занимавшихся сельским хозяйством,  была  основана  недалеко  от  Одессы.  Земли  те  принадлежали то  ли князю, то  ли какому боярину,  имя  которого сейчас  вряд  ли  кто  вспомнит. Вот  память  его  долгожданной  дочери,  родившейся  как раз  во  время образования  немецкой  деревеньки,  было  увековечено  в  названии  поселения  —  Гильдендорф.  С  тех пор  среди  сельчан  стало  доброй  традицией  давать  девочкам  имя  Гильда,  поэтому  Эмма  и  Карл  Соммерфельд,  ничуть  не  сомневаясь,  нарекли так и  свою любимую дочку, появившуюся  на  свет  в  непростом 1938  году.

Стоит  сказать,  что  главой рода Соммерфельд после гибели еще во  времена Первой мировой войны деда Гильды Христофора стала его жена  — Полина Даниловна.  Она все силы отдала, чтобы вырастить и  воспитать троих детей: Карла и  его сестер  — Ирму и  Фриду.

Бабушка  Гильды  была  человеком  очень  умным  и  безгранично  добрым.  Образования-то  у  нее  —  всего  четыре класса,  но  по  молодости учил ее ведун, как его называли тогда  в  деревне,  всяким  премудростям:  беду  отвести,  хворь вылечить, роды принять. А  потому она  пользовалась уважением всех сельчан.

В Германию — чтобы выжить

Удивительно  устроена  память  ребенка:  она  выхватывает и  будто на  всю жизнь фиксирует самые яркие моменты.  Казалось  бы,  что  может  запомнить ребенок  в  три  года?  А  Гильда Карловна как на  старой почерневшей кинопленке видит яркий кадр:  новый  просторный  дом,

залитый  солнцем,  зеленая  трава во  дворе, курочки... А  потом вдруг начинается гроза:  и  вроде  небо  ясное,  а  гром  гремит. И люди как-то очень уж  непривычно  громко  кричат,  куда-то бегут,  мама  быстро  собирает вещи, отец запрягает телегу, выгоняет  скотину.  Еще  запомнился лес,  где  сельчане  прятались вместе со своими коровками» лошадями и свиньями. Тогда казалось два-три дня  — и  война  закончится,  все  вернутся в  свои дома. Но  дни  шли  за  днями,  люди  продолжали  прятаться, а  потом  прозвучало  незнакомое  — «эвакуация».  В  один миг  все  погрузились  в  телеги,  бросив  и  нажитое  добро,  и  животину,  добрались до  вокзала, погрузились в  «теплушки» и  поехали в  Сибирь.  Вместе  с  семьей  Соммерфельд в  эвакуацию отправились  тетя  Фрида,  ее  двое ребятишек:  Виктор  и  Лиля, а  также любимая бабушка. Полина Даниловна очень хорошо  готовила.  Вот и  в  поезде поставили ее на  ответственный пост — на  кухню, которая была наспех собрана в  первом вагоне.  А  уж  ребятишки  — Гильда,  Витя  и  Лиля  —  всегда  при  ней  были.  Это  и  спасло им жизнь.  После очередной бомбежки на  кухню как-то виновато  зашел  сосед по  деревне,  протянул  фуражку  и  туфлю, и  не  глядя в  глаза, сказал: «Вот,  Полина,  все,  что  осталось от  твоих детей...» Родители Гильды  — Карл и  Эмма  — ехали в  последнем вагоне,  который  буквально  превратился в  кровавое месиво. К  счастью, тете Фриде удалось спастись. Тогда  поезд  долго  стоял, а  когда  тронулся,  в  составе  оказалось  всего  два  вагона.  Да  и  двигался  он  очень странно:  то  в  одну  сторону, то  в  другую,  подолгу  задерживаясь  на  станциях.  Сейчас  Гильда  Карловна  не  может  объяснить,  как  же  так получилось,  что  вместо  Сибири  они  всей  семьей  оказались  в  Германии,  в  маленьком  домике  на  краю  небольшой  деревеньки.  Из  тех  лет жизни  запомнился  постоянный  голод,  а  еще  мужчина, который,  чтобы  хоть  как-то развеселить  детей,  показывал им фокусы.

Именно  он  стал  вестником Победы.  Прибежал  однажды весь  взъерошенный  и  кричит: «Мир!» А  дети  — в  слезы:  что за  слово такое «мир», неужели будет еще хуже?  Бабушка взялась  их  успокаивать,  мол,  что вы, глупые, это  же радость такая,  теперь  хоть  досыта  есть

будете!  А  Витька  тогда  спросил: «Баба, а  ты мне повесишь буханку  хлеба  на  шею  на  веревочке? Я  буду играть,  и  все время ее откусывать».

Полине  Даниловне  новые  власти  тогда  предлагали  остаться  в  Германии,  мол, вы  же  немцы,  но  она  решительно  отказалась  —  там, в  СССР,  на  Украине,  ее  дом, родина  предков, друзья и  знакомые. А  здесь  — чужбина.

Ехали  вновь  в  «теплушках», но  настроение на  сей раз было другим: пели, радовались, украшали  вагон  плакатами  и  лентами...  День  ехали,  неделю, а  потом  волнение  сменилось паникой, люди в  форме закрыли  вагоны,  на  улицу  не  выпускали.  Состав  неделями  стоял на  каких-то  станциях,  потом снова ехал,  снова стоял...  Пунктом  назначения  стал  Томск, куда семья Соммерфельд приехала в  декабре.

Без вины виноватые

Осень 45-го в  Сибири выдалась переменчивой: ноябрь стоял теплый, а  в декабре ударили сорокоградусные морозы. Всех прибывших выгнали из  вагонов и  построили в  шеренгу. Вперед вышел человек в  форме и  начал  зачитывать  фамилии.  Кого  называли  —  усаживались

в  подводы.  Когда  выкрикнули фамилию  Соммерфельд,  Гильда не  могла уже даже пошевелиться:  в  своем легком летнем плащике даже  укутанная  в  какие-то  платки, она  просто стала  замерзать.  Тогда  конвоир молча подошел, взял ее в  охапку и  забросил  на  телегу,  бормоча про себя:  «Вот  же фашистское отродье... Теперь мерзнуть тут из-за вас».

Вспоминая  все  это,  Гильда Карловна  искренне  удивляется: как она вообще не  замерзла в тот день, а еще —не утонула?

Путь пролегал через приток Томи,  теплая  осень  сыграла  злую шутку: река не успела нарастить толщу  льда,  достаточную  для груженых подвод. Та,  на  которой ехала девочка, шла первой, буквально оглушая жутким треском.  Чуть  поодаль  — еще  одна.  Вот под  ней  лед не  выдержал: в  один миг телега ушла под воду,  на  поверхности  осталась только  хрипящая лошадь,  скребущая по  льду копытами и  пытающаяся  выбраться  из  полыньи.  Кто-то  из  взрослых  закрыл  Гильде  глаза  ладошкой.

Но  в  детской  памяти  эта  картинка осталась навсегда. А  потом  был  участок  лесозаготовок  трудовой  колонии, длинный  барак  с  двухъярус­

ными нарами и  одной буржуйкой  в  самом дальней  углу,  неимоверный холод и  голод. Там Гильда  лишилась  своей  косы:  волосы  просто  примерзли  к  стене  и  их  пришлось обрезать.  Из  всей  семьи  работать могла только  тетя Фрида, бабушка  занималась  с  детьми,  так  что  есть  было  нечего. На  талоны  давали  булку  хлеба  и  мешочек перловки.  Когда Гильда  подросла,  смогла  и  сама подрабатывать  — ее кормила мама младенца, за  которым десятилетняя  девочка  ухаживала.  Пригодились  в  лагере и  таланты бабушки, она лечила всех, кто к  ней обращался, при­

нимала у  женщин роды.

В первый  же год дети из  бараков  пошли  учиться  в  школу в  соседней  деревне,  что  была за  четыре километра от участка.  Но  то  ли  желания  у  них особого  не  было,  то  ли  возможности, к  зиме Гильда осталась  единственной  ученицей. Бабушка  настояла  на  необходимости учебы. Еще до  школы Полина  Даниловна  раздобыла букварь  и  научила  внучку  читать. А  потом из  старого пиджака сшила что-то вроде пальтишка,  на  ноги  соорудила  обмотки.  И  вот  в  любую  погоду еще по  ночи девочка отправлялась по  узкоколейке в  школу. А  потом наступил  1951  год

и  неожиданное письмо от  еще одной  тети  —  Ирмы,  в  котором  она  сообщала,  что  живет в  Искитиме, и  звала родственников к  себе.

Враги народа

В  начале  тридцатых  годов к  украинской деревушке вышли  трое  голодных  зареванных  ребятишек:  два  мальчика и  девочка.  Объяснить,  откуда

они, дети не  могли.  Председатель колхоза поездил по  округе, поспрашивал, да  только ничего  не  выяснил.  Так  и  остались  дети  в  селе.  Только  вот взять  их  сразу  троих  к  себе в  семью никто не  решился, поэтому  разобрали  по  одному. Старший  —  Павел  —  пошел в  ученики  к  местному  механику.  Мужик тот был деловой, все мог построить, отремонтировать,  а  потом  и  колбасный цех  открыл.  Вот  Павел  и  пе­

ренял  от  него  все  науки,  заслужил  уважение  своих  односельчан,  а  когда  вырос,  присмотрел себе девушку — Ирму Соммерфельд.  Как  и  положено — женился, стал отцом двух чудесных малышей:  сына  Виктора и  дочери Лены. Перед  самым  началом  войны  назначили  Павла  Ивановича  Сидоренко  председателем колхоза.  Дела  у  него  шли  хорошо,  хозяйство  крепко  встало на  ноги, обзавелось всякой живностью. Да  и  хлеба уродились хорошие, а уж техники такой как в  его колхозе,  не  было нигде. Возможно именно поэтому в  июне  1941  года, когда все  мужики  пошли  на  фронт, выписали Павлу бронь, мол, ты главное армию корми, а  фашистов мы и  сами выгоним с  наших территорий. Но  все  обернулось  иначе.

Красная  армия  быстро  отступала,  фашистов  еще  не  было,  но  уже чувствовалось,  что очень скоро они придут.

Раньше врагов в  деревне появились свои:  части  войск,  попавшие  в  окружение,  решили уйти  в  леса  партизанить.  Попался  им  на  глаза  и  местный председатель.  Вот  тут  и  началось, мол, такой «бугай», а  прячешься  за  бабскими  юбками. Командир  отряда  долго  разбираться не  стал  — вытащил пистолет: «Или с  нами идешь, или пристрелю как предателя». Что было  делать?  Павел  ушел  вместе с  партизанами, даже с  женой  попрощаться  не  успел, только крикнул соседям, чтобы те  привет ей передали. Вернулся  в  свою  деревню он  уже  в  1945  году,  вернулся  героем.  Только  вот  ни  дома не  нашел, ни  жены с  детьми.  А  соседи  рассказали,  что еще  с  41-го  года  он  числится врагом народа, а  его жена арестована  как  пособница.  Павел пытался  оправдаться,  сам  пошел в  органы. А  его по  решению  суда  отправили  в  лагеря на  Сахалин на  25  лет. Ирму,  действительно,  арестовали.  Детей  тут  же  отняли и  отправили  в  детские  дома. До  окончания  войны  женщина сидела в  тюрьме где-то на  Урале,  а  после  Победы  ее  отправили  в  лагерь  в  поселок  Ложок,  что  под  Искитимом.  Уже позже  она  рассказывала,  что как  ни  тяжело  было  в  тюрьме, но  никакие побои и  допросы не  сравнятся с  теми ужасающими  условиями,  в  которых заключенные жили и  работали в Ложковском лагере.

Жили заключенные в  неотапливаемых бараках. Утром шли на  работу в  карьер, вечером — копали  огромные  ямы,  куда скидывали  не  только  трупы, но  и  больных ослабленных людей.  Если не  могли выбраться, там  и  оставались.  Уже  позже тетя  Ирма  рассказывала  Тильде, как полуживые люди носили закоченевшие  трупы,  заталкивали их в  печь, чтобы хоть как-то отопить бараки.  Те,  кто отказывался, через день сам ста­

новился таким трупом.  В  лагере была жуткая традиция: если человек чувствовал себя плохо, он ходил  и  прощался с  живыми. Потери особо остро ощущались  на  утренней  перекличке, когда  после каких-то фамилий звучала тишина.

Ирма  Сидоренко  провела в Лагере  шесть лет,  а  когда вышла, больше напоминала скелет. Из  дородной женщины она превратилась в 40-килограммовую худышку.  Чудо уже то,  что выжила. А  сломаться не давали воспоминания  о  матери  и  детях.  Именно поэтому,  как только  ее  выпустили  на  поселение в  Искитим,  она  начала  розыски.  Оказалось,  что мама с  сестрой  и  детьми совсем недалеко  — под Томском,  а  вот следы  детей  за  время  ареста  потерялись.  Витя  не  выдержал издевательств в  детдоме и  сбежал,  долго  прятался  по  лесам и  полям, пока однажды его в  стогу сена не  обнаружил какой-то  сельчанин.  Он  и  приютил  мальчишку.  И  только  когда ему исполнилось 20  лет, нашлась,  наконец,  мама.  Дочь Лена  выросла в  детдоме,  окончила  типографическое  училище  и  устроилась жить и  работать  в  Туве.  Муж  Ирмы  Павел пробыл на  Сахалине все 25  лет и освободился только в  середине  шестидесятых  годов.  Он  заезжал в  Искитим повидать родных, а  затем уехал на  Украину.

Призвание — учить детей

После  оформления  всех необходимых  документов  семья Соммерфельд  в  сопровождении  конвоира  была  доставлена  в  Новосибирск,  а  оттуда  отправилась  на  поселение в  Искитим.  Тете  Ирме  здесь дали  комнату  на  подселении. На  этих 12 квадратах и  разместились. После переезда жизнь стала  налаживаться.  Утром, отметившись  в  милиции,  все расходились  по  своим  делам. Бабушка  занималась  домом, Гильда  —  училась.  Если  Вите и  Лиле науки давались плохо, то  она всегда была в  числе лучших. Правда, после седьмого класса,  который она закончила  в  школе  № 2,  пришлось искать работу — за  школу надо было платить.  Сейчас  вряд  ли кто  помнит,  но  тогда,  в  пятидесятых  годах  прошлого  века, стоимость обучения в  старших классах  за  полугодие  составляла  150  рублей,  а  таких  денег в  семье не  было. Тетя Ирма после освобождения устроилась  посудомойкой  в  ресторан,  а  затем  —  на  стройку маляром, но  ее маленькой зарплаты на  всех не  хватало. Гильде  хоть  и  исполнилось уже  14  лет,  но  больше  десяти ей никто не  давал. Куда она только не  обращалась в  поисках работы  — все бесполезно. Помог  случай  —  срочно  потребовалась  нянечка  для  малышки  Танечки.  Девочку  воспитывала  бабушка  Нина  Ивановна Удачкина. Она в  пятидесятых  годах  была  заведующей детским  садом  «Елочка».  Видя трудолюбие Гильды, с  которым она бралась за  любое дело,  ее  исполнительность и  ответственность, а  также мягкий добрый характер, женщина помогла девушке выучиться в  вечерней  школе,  закончить  10 классов  и  устроиться  на  работу  в  ее  же  детский  садик. Гильда  была  сначала  прачкой, коридорной уборщицей,  потом нянечкой.  А  однажды  вместе с  другими  сотрудницами  детского сада благодаря счастливому случаю подала документы на  заочное обучение в  пединститут.  После  учебы  она  уже была воспитателем группы. С  мужем  Ефимом  Гильда познакомилась  в  поезде,  когда  возвращалась  с  Украины. На  свою  малую  родину,  ставшую  такой  далекой,  девушка ездила навестить крестного  — мужа  тети  Ирмы.  После  освобождения  из  лагеря  на  Сахалине  он  заехал  в  Искитим. Гильда была очень рада видеть родного человека. В  те  времена говорить вслух о том, что ты был крещен, опасались. Но  девушка  свято  хранила  в  своей душе  воспоминание:  босыми  ногами  она  стоит на  столе с  красной книгой  в  руках,  которая  малютке  кажется  очень большой. Уже позже она понимает  —  это  Библия.  Дядя  Паша  —  рядом,  подбадривает. А  сверху  вдруг  льется  вода...

Малышка  пугается,  начинает  ее  стирать  маленькими  ручонками и  плакать, а  дядя Паша  — ее успокаивать.

Остаться  здесь,  в  Сибири,  вместе  со  своей  крестницей,  Павел  Иванович  не  решился,  поехал домой,  к  брату. А  вот тот принял  его холодно,

мол, с  врагами народа не  разговариваю. Тем не менее Павел Сидоренко  нашел  свое  место в  жизни, построил дом, разбил сад,  виноградник,  завел хозяйство. А  потом пригласил к  себе в  гости  Гильду. Девушке очень понравилось в  новом доме своего крестного, но  остаться там она не  смогла. А  на  обратной дороге встретила свою судьбу. Ефим  Ефимович  родом сам с  Украины.  Он  возвращался в  свою военную часть на  Дальнем  Востоке  после  короткого отпуска. В  поезде и  вспыхнула  любовь.  В  Новосибирске молодой человек вышел вместе с  Гильдой, чтобы хотя  бы день провести с  ней.  Потом, конечно, он был наказан командирами, но  зато четко определился с  будущей жизнью.

После  службы  Ефим  Кравченко  приехал  в  Искитим к  невесте.  Тогда  и  сыграли скромную  свадьбу.  Ефим  решил  поступить  в  наш  чернореченский  техникум,  только вот  за  пять  лет  службы  все школьные предметы подзабыл. По  совету  молодой  жены  пошел  в  школу  № 2  на  подготовительные  курсы.  Директор школы  обещал  помочь  парню «подтянуть» все предметы, кроме  немецкого.  На  что  Ефим только  усмехнулся:  немецкому меня жена научит.  Вот тогда  и  выяснилось,  что  работающая  воспитателем в  детском садике Гильда Карловна  — пе­

дагог  с  высшим  образованием, а  кроме того она прекрасно  знает  немецкий  язык.  Уже на  следующий  день  женщину вызвали  в  школу,  мол,  выручай.  Через  два  месяца  —  выпускной,  а  десятиклассники совершенно  не  подготовлены к  экзамену по  немецкому.  Если не  о  себе,  то  о  них  подумай!  Могут ведь не  поступить, вся жизнь наперекосяк пойдет!

Как  ни  опасалась  женщина  работы  в  школе,  да  еще и  в  старших десятых  классах, но  уже  со  следующей  недели она приступила к  занятиям. Поступить иначе в  ситуации, когда от  нее зависели десятки ребятишек, она просто не  могла. И  эта  школа  стала  для  нее по-настоящему  родной.  Она и  сейчас,  уже  будучи  пенсионеркой,  приходит  сюда на  праздники, встречи выпускников,  и  тогда  вновь  накатывают  воспоминания  о  работе, о  жизни,  о  тех людях:  плохих ли,  хороших  ли  — с  которыми сталкивала жизнь, о  трагической  судьбе  простой  семьи с  немецкой фамилией.

Натальй Кривякина

Искитимская газета. - 2018, № 12  (22 марта). - С. 12,13.