Марии
Степановне Ворониной в июне
2017-го исполнится 95 лет. Частью большой войны она стала 20-летней девчонкой и
дошла до Победы.
Воевала в
зенитной артиллерии, одновременно исполняя обязанности санинструкётора. Из
одного боя вынесла 40 бойцов. А когда
командир, испугавшись за нее,
вскрикнул: «Маша, да
ты вся в
крови!» - ответила ему: «Это людская кровь...»
Жаворонкова - ее девичья фамилия. Жаворонковы
были и мама с папой, и 13 братьев
и сестер. Поддавшись на
уговоры отцова брата, приехали
они из Смоленской области
в Сибирь. А перед самой
войной умерли в течение несколько
дней почти все Марусины братья, сестры
и отец с бабушкой -
отравились пшеницей, купленной на
базаре. И осталась в 1938 году Маша с младшим братом Петей, мамой -
едва пережившей эту трагедию и очень слабенькой, и тетей
Марией в шахтерском городе Киселевске.
Мария всегда мечтала быть врачом,
и к 1941 году она уже три года работала
в Киселевской горбольнице
№1 медсестрой. С началом Великой Отечественной окончила курсы медсестер запаса.
В октябре 1941 года на «отлично» сдала выпускные
экзамены, а в феврале 1942 года ей пришла повестка в военкомат.
-Мама плакала
и говорила: «Что же я буду делать? Одна ведь дочка у меня
осталась».
Но ей говорили, что и дети из
других семей идут на фронт, - вспоминает Мария Степановна, - Хорошо
помню, что нас -
девчат - было много, целых 27
вагонов. По Сибири ехали вперед и
вперед, а уж к фронту
подъезжали, как бомбежка - назад
поворачиваем. Ехали так целый месяц. Привезли
нас на станцию Купянск, под Харьков. 10 дней с нами проводили занятия: изучали винтовку, пулемет
ДШК, автомат, малокалиберную зенитную пушку.
Изучали противогаз, учили наизусть присягу и учились стрелять. Стреляла Маша Жаворонкова на отлично,
и за это
командир дивизиона
торжественно вручил ей
... пачку почтовых
конвертов - письма домой
писать. Потом присягу приняли
перед всем строем, и принесли новым солдатам обмундирование. Мария
Сергеевна очень небольшого
росточка, а в
1942 году она была
маленькой худенькой девчушкой. На таких «солдат» и шинелей-то не шили.
-Выдали мне
шинель - до пяток длиной,
и ботинки дали
42 размера, и определили
меня к пулемету ДШК, -
рассказывает она, - Тяжелое это
было время.
Немцы шли по пятам, самолеты бомбили.
Вспоминает ветеран, что в первую зиму очень руки у всех мерзли. И
портянки к сапогам
примерзали. А на
следующий год прислали в
часть целый мешок варежек - деревенские женщины в тылу их вязали.
-Стали мы их разбирать, а там
и перчатки, и рукавицы с отдельно вывязанным указательным пальцем, чтобы на
спусковой крючок удобнее было нажимать.
И мы стали в каждой рукавичке
искать записку, чтобы узнать, откуда их прислали. И
в одной рукавичке нашли маленькую бумажку: «Всю ночь
вязала для тебя, мой воин! Вернись с победой!»
Рассказывает Мария Степановна,
как сбивала фашистские самолеты:
-В 8-й батарее была МЗА
- малокалиберная зенитная артиллерия.
Хоть я и была санинструктором, но обязательно изучала эти пушки. Если в бою убивали бойца, то я
его заменяла. Фашистский самолет
находили в небе прожекторы и
вели его, пока мы
не собьем. Брали
мы станцию Алексеевка.
Кругом пехота, конница,
пулеметы... И вот как
закричит командир: «Врассыпную ложись!» Я ему: «А пушку как?» От кричит:
«Пушка - это железо! А
человека двадцать лет растить
надо! Бросайте все и
врассыпную!» Мы и
кинулись кто куда. Я в ров упала у дороги, рядом с
большим лопухом. Самолеты
низко над нами летели, на
бреющем полете, и
из пулемета по нам строчили. Пуля
рядом ударила, да не в
меня, а в лопух. Тот
надвое развалился, и меня
листом огромным прикрыл.
И с другой стороны
двое ребят лежали. Поднялись мы потом -
все в колючках от лопуха, но зато живы остались.
Мария Жаворонкова
со своей 8-й батареей -
полк 1572, 3-й дивизион - участвовала в освобождении городов Калач,
Орел, Курск, Воронеж, билась с фашистами на переправе через Дон в районе города
Богучар.
-Под Орлом
фашисты, уходя, сжигали за
собой все. Сжигали дотла деревни, жителей загоняли в
один большой сарай и поджигали его. Наши
части иногда успевали - выбьют дверь сарая, а люди оттуда выбегают,
кто обгорелый, кто в огне. А иногда и не успевали... Проходили мы мимо
одной такой деревни - она выгорела вся, ничего живого не осталось,
только в черном поле торчат в дымное небо черные обгорелые печные
трубы. Нас в кузове машины
везли. Вдруг видим
- на обочине дороги стоят два мальчика лет по десять и руками
машут. А машины все мимо и мимо идут. Командир наш кричит: «Стой!» Взяли мы
этих мальчиков, а они нам говорят:
«Спасибо. А то мы тут совсем одни. А все мимо проезжают...» Рассказали
они нам, что все их родные и все односельчане в сарае сгорели, а они спрятались
в подполе. Да не
в самой яме,
а забились между верхним земляным
слоем и досками пола - там есть небольшое пространство,
и худеньким мальчишкам как раз
его хватило. Фашисты несколько раз заглядывали в яму, посветят фонариком - нет никого,
и уходят.
Два дня так
ребята просидели. А когда
услышали, что речь уже не немецкая звучит,
а своя родная - тогда и вылезли. Сшили
мы этим мальчикам форму, поставили их на довольствие и до конца войны были они
в полку. Одного звали Гриша, а
второго Миша. После войны оба
стали механизаторами, работали в селах
под Киевом. Мария Степановна до сих
пор помнит каждую минуту тех дней. Особенно запомнились
ей бои под Дарницей:
-Дарница -
важная стратегическая станция.
27 железнодорожных путей, и на каждом стоит эшелон с горючим, с
бойцами, которых везут на фронт или с ранеными,
которых везут в тыл.
А налетало по 30 самолетов разом. Земля горела. Разбили бомбежками всю
станцию, даже рельсы
дугой стояли!
Бои под Киевом вспоминаются ей
как море крови:
-Сколько перевязок! По 40 человек за один раз отправляли в санчасть. У меня одежда вся в чужой крови
была, насквозь!
За эти бои
Мария Жаворонкова была награждена медалью «За боевые заслуги». Но в тех боях и сама получила тяжелое
ранение:
-Я в землянку только зашла, как
передают: «Большая группа самолетов движется
на станцию Дарница». Я передала - боевая тревога! И только сказала, как
большая бомба упала возле
землянки. Крыша внутрь и
сложилась... меня землей засыпало, только ноги снаружи остались.
Меня потом за ноги и выдернули. С
тех пор
повреждена спина у ветерана
войны. По молодости меньше
беспокоила, а вот сейчас уже и ходить не дает. Но Мария Степановна не жалуется, она-то и войну
прошла, и жива осталась, а жалко ей солдат, что погибали совсем детьми:
-Часто убивали молодых ребят.
Давали взамен - еще моложе. В
конце войны присылали деревенских ребят 1927-28 годов рождения,
17-летних.
Один такой
новенький солдат, Марченко его фамилия, испугался во время атаки, убежал от пушки,
забился в землянку и плачет. А света
же нигде нет,
светомаскировка. Я его в
темноте в землянке на
ощупь нашла, за руку
взяла и говорю:
«Я же девушка и не боюсь. А ты -
мужчина! Пойдем,я с
тобой буду». А он из деревни, машин-то не видел.
А тут танки, самолеты
на бреющем полете бомбят. Мне 22 года, мальчику этому 17 лет -
взяла я его за руку и пошли мы с ним воевать. Но потом он хорошо служил, и
никто так и не
узнал об этом случае. Когда с
однополчанами в Киеве встречались в 1975 году, я его спросила: «Ну, теперь
ничего не боишься?» Он засмеялся:
«Давно ничего не боюсь!» 9 мая зенитная батарея встретила в Киеве.
-Мы знаете, как обрадовались!
- лучезарно улыбаясь, вспоминает Мария Степановна, - нас ребята на
руках носили, целовали!
И мы
их целовали! Они
нам как братья были. Это же война,
она всех роднит.
Вскоре Мария
Жаворонкова и замуж вышла. С
Виталием Ивановичем Ворониным
вместе воевали, случайно сфотографировались
вдвоем - Маша села
на партбилет фотографироваться, а Воронин подошел и сзади встал, засмеялись
и вместе сфотались. А семью создали уже после войны. Мария Степановна вспоминает со смехом:
-После войны
я в Киеве
осталась. 24 июня
1945 года демобилизовалась, нашла
работу в больнице -
санитаркой в инфекционном
отделении, дали мне комнату,
постель, даже овощей привезли разных.
Села я в этой
комнате на кровать
и думаю: «Война окончилась. С
чего же мне жить начинать? Картошка у меня есть, а пойду-ка
я на базар, куплю кильки
и сварю картошки в мундире». Пошла и своего однополчанина
Воронина там встретила. Спрашиваю его: «А вы куда?» Он отвечает: «Тебя ищу,
хочу с собой на Брянщину увезти». Я
ему говорю: «Ты
что
жениться хочешь?»
Отвечает: «Да, хочу!» Я
ему: «Тогда пошли в ЗАГС!»
Через три дня и зарегистрировались, стала
Маша Жаворонкова -
Машей Ворониной. Через четыре месяца Виталий Иванович тоже
демобилизовался, и они уехали на Брянщину. Жить устроились
на квартиру.
-Поставили нам диван, а у нас
же ни
постели, ничего нет!
Виталий тогда одну
шинель постелил на диван и мне
говорит: «Маруська, залазь! На одну шинель ляжем, а второй накроемся!» -
тихонько смеется Мария Степановна, -
и вот так мы начали
жить.
Прожили так
полгода. Вскоре по
направлению от железной
дороги уехали в
Калининград на восстановление города,
туда и Машину
маму перевезли. Она
к этому времени
в Киселевске
совсем одна осталась.
Брат Петя трагически погиб в апреле
1945. За углем ребята сами ходили
на угольную гору, набирали в
ведра и несли домой. Конец войны уже был не за горами, и Петя сказал: «Скоро Маруся
вернется, надо угля побольше
набрать». И все карабкался
и карабкался наугольную гору. Сорвался,
уголь следом осыпался, и Петю засыпало. Было ему 13 лет. В Калинин
граде прожили 10
лет. Здесь и дети
родились. Но Калининград -
это граница, там постоянно летают самолеты. И мама
боялась самолетов, как
только они пролетали
- пряталась и плакала.
Решили ехать снова в Сибирь.
В Киселевске
Мария Степановна устроилась на
работу в тубдиспансер и проработала там 35 лет. А всего стажа у нее
51 год. Да три года войны. Вместе с
ветераном мы перелистываем альбом с фронтовыми фотографиями.
-Страшно было на войне. Людей
били, душили... - вспоминает Мария Степановна и руки ее заметно подрагивают,
- Серая шинель прожженная,
Родиной дареная, прошла со мной
бурю и метель. Пусть никогда не будет войны,
и люди живут
мирно, спокойно...
Евгения Свитова
фото из архива
М. С. Ворониной
Знаменка. - 2017, № 16 (28
апр.). - С. 3.