Венера на войне.

 

В  девичестве  рост Лидии  Леонидовны  ГОДУНОВОЙ  был  152  см.  "В  военкомате  майор  на  меня  глянул  и  спрашивает:  "Сколько  же  в  тебе  росту?"  -  а я  ему:  "Метр  пятьдесят два  -  рост  Венеры!"  -  смеется  Лидия  Леонидовна. - Покачал  он  головой,  но,  видно,  у  него  тоже  план  был  на  новобранцев,  и  он со  вздохом  говорит:  "Ну,  что,  послужишь,  чижик".  Вот  такое  напутствие  я получила  перед  отправкой  на  фронт".

 -Родилась  я  в Днепропетровске,  на Украине, в 1925  году.  Прапрадед  мой  по  отцовской  линии был  запорожским  казаком,  участвовал  в войне с турками  и привез из Турции жену -  пленную турчанку.  От  прапрадеда  нам  передалась  фамилия,  произошедшая  от  прозвища  -  Гиря,  наверное,  могучий  был  казак.  А  от  прапрабабушки всем  поколениям  передалась  удлиненная  форма  носа.

Отец  -  Леонид  Петрович  Гиря  -  украинец,  родился  в  1989  году,  окончил  Днепропетровский горный  институт  по  специальности  "инженер-металлург".  Последние  годы  своей  жизни  работал  преподавателем  в  нашем  техникуме.  А  всю жизнь  ездил  по  новостройкам  -  строил  метал­

лургический  завод  в  Днепропетровске,  работал в  Днепродзержинске  на  металлургическом  заводе  в  мартеновском  цехе.  Знал  три  иностранных  языка,  работал  с  академиком  Бардиным (Иван  Павлович  Бардин  (1883-1960)  -  советский металлург.  Вице-президент АН  СССР.  Герой Социалистического Труда.  Лауреат Ленинской  премии  и двух  Сталинских  премий  первой  степени)-  делал  для  него  переводы.  Очень  образованный  был  человек.

Когда  папа учился  в  институте,  началась  революция,  он  голодал,  но учебу не  бросал.  А чтобы были  средства  на  существование,  давал  уроки.

Еще студентом  был,  когда они  с  мамой  поженились.  Мама  моя,  Полина  Яковлевна  Кондратьева,  медсестра.  Родился  мальчик,  но  пожил только  восемь  лет.  Родилась  я,  потом  сестра  Людмила.  Жить  мы  переехали  в  Уфу  -  отца  пригласили  на  строительство  завода  авиационных  мо­

 торов, поставили начальником литейного цеха. Еще с  голодных  студенческих лет  папа  болел  туберкулезом,  и мама его  постоянно лечила.  Возглавлять цех  вскоре  ему стало тяжело,  и  папе  предложили должность  заместителя  директора  по  учебной части. Тогда только организовался институт по повышению  квалификации  руководящих работников.

После  революции  на должности директоров заводов  ставили  членов  партии,  особого  образования у  этих  людей  не  было,  а  заводами  руководить-то надо.  Вот  и  направляли  таких  директоров  в  институт  повышения  квалификации. Отца  осудили  по  обвинению  в  противоправительственной  агитации.  Мне  было  в  это  время  12 лет,  сестренке  8  месяцев,  маму  на  работу  нигде не  принимали.  Мама  брала  чужое  белье  в стирку, а  я  штопала  чужие  носки,  ставила  заплатки.  Потом  мама  устроилась  на  работу  в  артель  "Швейгалантерея"  -  очень  модны  в  те  времена  были вышитые  крестиком  сорочки  и  платья.  Но  мама только  нашивала  канву,  а  вышивала я.  То есть полноценную  трудовую  деятельность  я  начала  с 12-летнего  возраста.  Заработать  надо  было  350 рублей  -  чтобы  и  самим  хватило,  и  отцу  передачу отнести.  В школе я  никому не говорила,  что моего отца  посадили.  Но  моя  классная  руководительница  как-то  подловила  меня  на  лестнице,  прижала к  перилам:  "Где  твой  отец?!”  Я  чуть  не  плачу:  "В командировке".  А она  слюнями  брызжет:  "Врешь! Твой  отец  враг  народа!"  Я,  надо  сказать,  и  работать успевала,  и  училась хорошо.  По  итогам учебного  года  мне дали  Похвальный лист,  так эта учительница  мне  не  в  руки  его  подала,  а  швырнула со всей  злости.  Сколько слез я уже  в те годы  пролила!

Через  некоторое  время  маме  удалось  устроиться  медсестрой  в  роддом,  но  из  артели  она увольняться не стала,  и я  продолжала вышивать сорочки.  Перед  10-м  классом  вывезли  нас  на  сельхозработы. Шел 1942-й год, среди нас уже было много эвакуированных  ребятишек.  Под  Уфой  есть  такая станция  Иглино,  привезли  нас  туда  и  дальше  на машине еще за 40 км от станции. Август мы отработали,  вроде  в  школу  надо  -  но  нас  не  увозят.Убирали  горох  и  брюкву,  уже  начали  картошку копать.  В  середине  сентября  задождило,  а  мы  в летней  одежде.  Продержали  нас  до  конца  сентября,  уже  "белые  мухи"  полетели,  машины  все из  колхоза  уехали,  и  мы  пешком  шли  до  станции эти  сорок  километров.  Дождь  прошел,  под  ногами  грязь,  мы  раздетые,  обувь  вся  разбитая...  Утром  рано  нас  отправили,  и  мы  только  поздно  вечером  пришли  в  Иглино.  И  в  нетопленном  вокзале  так и  попадали  на  бетонный  пол.  Ночью  поезд

пришел,  нас  мокрых,  продрогших  на  него посадили.

Заболела я  плевритом  и  в школу долго не ходила. А когда  выздоровела,  то оказалось,  что в  школу идти  не в чем. А раз в школу не хожу,  то лишили  хлебной  карточки.  Мне  уже  шел  семнадцатый

год,  и  стала  я  полноценно  работать  в  "Швейгалантерее".  Вышивкой  уже  не  занимались,  а  привозили с фронта тюки с  порванной  одеждой,  снятой  с  раненых.  Мы  должны  были  ее  штопать,  и  в отреставрированную одежду одевали  военнопленных.  На этой  работе я  получала  продуктовую  карточку.

В  1942  году  отца  освободили  и  направили  работать  на  Южный  Урал  на  сталелитейный  завод, там  лили  броню.  А  отец  вышел  из  тюрьмы  практически  слепой  -  у  него  от  истощения  образовалась  "куриная  слепота".  Приказ  ему  был  в  день выхода  из  тюрьмы  уезжать  на  работу,  но  мама тайно придержала отца,  подкормила его. Как только  он  стал  хоть  немного  видеть  дорогу,  сразу  и уехал  на  завод  в  город  Белорецк.

13  февраля  1943  года  мне  исполнилось  18  лет, и  в  апреле  я  получаю  повестку  в  военкомат.  Нет, я не испугалась.  Я обрадовалась!  Мы же все стремились  на  фронт,  только  и  сидели  вокруг  радио, слушали  сводки.

В  военкомате  майор  смотрит  на  меня  -  а я  ростом  152 см,  размер  ноги  34 -  но ему,  видно,  план дали  по  набору  новобранцев,  и  он  со  вздохом говорит:  "Ну,  что,  послужишь,  чижик".

Маме  сказала,  что  меня  призвали.  Посмотрела она:  "Ну,  что ж,  такова судьба.  Послужишь".  Многие  девчонки,  получившие  повестки,  стали  искать лазейки,  приносить  справки  о  заболеваниях.  Мы никаких  лазеек  не  искали.  Мама  только  проплакала  всю  ночь,  а  утром  нашла  наволочку  вместо рюкзака  и  сложила  в  нее  мои  кофточки.  Собралась  я  в  военкомат,  а  идти-то  не  в  чем,  из  обуви только  сандалии.  С  нашей  соседкой,  учительницей,  у меня был один  размер ноги.  Она на помойку  выбросила  черные  изношенные  туфельки,  я  их подобрала’,  белыми  нитками  зашила,  черной  тушью  замазала,  и  в таких туфлях  пошла  на  фронт. Нас,  призванных  на  фронт девочек,  привезли  в Сталинград.  Его  только-только  освободили,  был май  1943 года. Привезли нас на пароходе по Волге и  высадили  ночью  на  берег.  Темно!  -  ни  одного огонька.  Мы  ощупью,  по  деревянным  сходням, сошли  на  берег.  Это был тот самый  район  Речного  вокзала,  который  часто  показывают  в документальных  фильмах  про  освобождение  Сталинграда:  Дворец  Пионеров,  фонтан  и  полуразрушенные  статуи  танцующих  детей.  Фонтаны  города были  полны  трупов  лошадей  и  людей,  над  городом  стоял  такой  смрад!  Стало  светать,  и  нас  со всех  сторон  обступили  обуглившиеся  обгорелые останки  зданий  без  окон  и  без  крыш.  Повели  нас через  Сталинград  -  мимо домика  академика  Павлова,  мимо  разрушенных зданий.  Если  на тротуаре  лежит  противогаз,  патронташ  и  каска  -  это значит,  что  убитого  или  раненого  унесли,  а  вещи сняли,  чтоб  лишнюю  тяжесть  не таскать.  Ни  в  лазарете,  ни  на  том  свете  каска  не  нужна. Привели  нас  пешим  ходом  под  Сталинград,  в Бекетовку.  Там  стоит  баня,  в  которой  Паулюса

мыли,  и  нас  в  ту  же  баню  сводили.  (Генералафельдмаршала  фон  Паулюса,  командующего  южной  группировки  войск,  после  капитуляции,  когда привезли  на  допрос,  мыли  в  бане  №9  в  поселке Бекетовка.  Здание легендарной  бани сохранилось и  действует  до  наших  дней.)

Привели  на  ровное  место,  только  что  разминированное  саперами,  и  велели  тут  строить  себе землянку.  Рядом  бил  родник,  а  местные  жители сделали  запруду,  образовалось  озерцо.  В  этом озере  мы  мылись,  бельишко свое стирали  в  ящике  от  патронов  и  тут же  на  кустах сушили.  Парикмахера  нам  привезли.  У  меня  коса длинная  была, но я  ее  отрезала,  и другие девчонки  тоже  -  возни много.  А  одна  девушка  оставила  свои  косы  и  до самого  конца  войны  их  сохранила.

Стали  нас  обмундировывать.  На  меня  что  ни надень,  все  велико  -  надела  все  -  чучело  огородное!  Что  с  этим  делать?  Как  в  этом  двигаться? Гимнастерку  подрезала,  рукава  и  юбку подшила - мама с собой собрала нитки и иголку.  А старшина строжится:  "Шинели  не  обрезать!”  Ну,  летом  еще ладно  -  на  одну  половину  шинели  спать  ляжешь, второй  накроешься,  даже  хорошо,  что  большая. Служили  мы  в  противовоздушной  обороне,  и часть у  нас  была  полностью  женская.  В  1943  году вышел Указ о  замене  мужчин  в  войсках противовоздушной  обороны  на  женщин.  Шло  наступление,  и  мужчины  нужны  были  на  передовой.  Наша девичья  часть  обслуживала  аэростаты.

Вскоре  команда  -  собирать  рюкзаки  и  в  Бекетовку на  вокзал.  Привезли  нас  на  Север,  в Архангельск.  Вагоны  мы  разгружали  сами  -  аэростаты упакованы  в  конверты  по 300  кг  весом,  сбоку ручки  нашиты.  Схватимся  за  эти  ручки  и  тащим.  Погрузили  всю  "материальную  часть"  на  баржу  -  не в  трюм,  а  на  палубу.  И  мы  тоже  на  этой  палубе, мокрые.  А  к  вечеру  мороз.  Мы  падали  от усталости,  но  ходили  люди  и  не  давали  нам  заснуть, потому что  иначе  мы  могли  просто замерзнуть во сне.  И  по  Северной  Двине доплыли  мы  до  порта почти у самого  моря.  Прибыли  на охрану морских портов,  куда  приходили  корабли  с  грузами  от  союзников  -  из  Америки  и  Англии  -  по  Северному морскому  пути.  Это  были  северные  конвои. 1 октября  1941  года  в  Москве  было  подписано трехстороннее  соглашение  о  поставках  в  СССР вооружения,  военного  снаряжения  и  продовольствия.  Военная  помощь  союзников  поступала  к нам  по  Тихоокеанском  маршруту,  через  Владивосток:  через порты Персидского залива.  И третий  - по  морю,  непосредственно  из  Великобритании,  в Мурманск и Архангельск.  Последний путь  был  са­

мым  коротким  - две  тысячи  миль,  и  самым  трудным.  Он  пролегал  в  Арктике  -  регионе  с  одними из  самых  неблагоприятных  в  мире  погодными условиями.  К   тому  же  на  всем  протяжении  пути конвои подвергались непрерывным атакам со стороны  немецких  подводных  лодок  и  авиации.

Распределили  нас  по  расчетам  -  по  12  человек -  и  направили  по  точкам.  Обороняли  мы  порт Бакарица  близ  реки  Долгая  Щель.  Корабли  стояли  в  порту  на  разгрузке,  и  маневренности  у  них, конечно,  никакой.  Наша  задача  -  аэростатами прикрывать  их  с  неба  от  налетов  фашистских  самолетов.  Зенитчики  тут  же  с  нами  были.  Налеты были  только  ночью,  поэтому  ночью  мы  несли  боевые  дежурства.  А  днем  работали  на  разгрузке - сидели  в  трюме,  нам  спускали  сетки,  мы  укладывали в них ящики  и мешки  с  сахаром,  мукой,  американской  тушенкой,  кофе,  крупами.  Только  начинает смеркаться  - опять бегом  на точку,  к аэростату.  Ночью  работали  портовые  рабочие  на  выгрузке,  а днем  -  мы.  Спали  когда? А  вот за  ремень аэростата  держишься  и  иногда  чуть  придремаешь.  А  начальником  порта  был  Иван  Папанин. Иван Дмитриевич  Папанин  -  один из главных исследователей Арктики.  Известность получил в  1937 году,  когда  возглавил  экспедицию  на  Северный полюс.  На протяжении 274 дней четверо бесстрашных  работников  станции  "СП-1"  дрейфовали  на льдине  и  вели  наблюдение  за  процессами,  которые  происходили  в атмосфере  Северного ледовитого  океана.  Должность  начальника  Главсевморпуть и уполномоченного Государственного комитета  обороны  по  перевозкам  на  Севере  Папанин занимал на протяжении всей Второй мировой войны.  Успешно  организовал  прием  и  переправку  на фронт военных грузов,  которые приходили в СССР морем  из  США  и  Великобритании,  за  что  в  1943 году  получил  звание  контр-адмирала.

Папанин  каждый день  приходил,  следил  за  разгрузкой  и  все  просил:  "Девоньки,  миленькие  девоньки,  вы  уж  осторожнее  там  с  мешками!  Ведь за все это чистым золотом  плачено.  Думаете,  нам Америка  все  эти  товары  просто  так  дала?"  (Американские  источники  оценивают  помощь,  оказанную  нам  во  Второй  Мировой  войне  в  9,8  млрд. долларов.)

Зимой  мы  точно  знали,  когда  караван  ждать. Если  ледокол  прошел  -  значит  следом  караван будет.  Корабль приходит,  вся  команда списывается  на  берег,  отдыхают.  У  подъемных  лебедок  корабля становятся  наши девчонки,  и  в трюме наши девчонки.  Зимой  на лебедке  продрогнешь вся  насквозь.  Так  вот  интересно  -  на  американских  кораблях  команда  состоит из  негров,  и  кок  обязательно  девчонкам  горячего  кофе  принесет.  А от англичан  ни  помощи,  ни  сочувствия  не дождешься.  Пока  каравана  нет,  мы  тоже без дела не сидели  -  грузили  баржи  лесом,  лес  шел  в  Мурманск для  обустройства  окопов,  землянок,  для постройки  оборонительных  сооружений.

Когда  Мурманск  освободили,  нужда  в  нас  отпала,  и  нас  переправили  на  2-й  Прибалтийский фронт,  в Ригу (Латвия).  Приехали  мы,  когда в Риге только  что  окончились  бои.  Немцы,  отходя,  взорвали  мост  через Даугаву.  К  этому  времени  образовался так называемый Курляндский котел. С моря фашистам  кораблями отрезали  путь,  и с суши советские войска стояли.  Немецкая группировка оказалась полностью изолированной и не могла больше  принимать  участие  в  боевых  действиях.  Но оставалось  еще  много  боеспособных  частей  немецких  войск.  Наши  саперы  навели  временный мост,  чтобы  по  нему  подвозить  вооружение.  Мы стояли  на  обороне  моста,  и  наша  задача  была  - не  дать  фашистам  разбомбить  его.

Признаться,  накануне  Нового  1945  года  мы  с девчонками  гадали.  С  блюдечком  и  столом.  Главный вопрос, конечно: "Когда война кончится?" Блюдечко  показало,  что  в  мае.  Я  не  верила  ни  во  что это.  И  говорю:  "Скажи,  блюдечко,  как  мою  маму зовут?"  Никто из девчонок не мог специально двигать  блюдце  по  буквам,  никто  не  знал  имени,  но буквы  сложились  правильно:  "Полина  Яковлевна”. В  середине  апреля  45-года  слышим,  забухали дальнобойные  орудия,  начали  бомбить  этот  Курляндский  котел.  А  2  мая,  как  Берлин  пал,  фашисты  в  Курляндском  котле  начали  сдаваться.  Как пошли  по  улицам  пленные  -  полчища!  Идут  и  в котелки  ложками  стучат: "Гитлер  капут,  Гитлер капут!"  Голодные,  тощие -  они  же  там  в  окружении  всех  собак  и  кошек поели.  Целый  день  шли колонны. И метров на сто отрезок  колонны  тянется,  а только один советский  солдат  с  автоматом ее  охраняет, да  и  то больше для  порядка.  Целый  день  этот  "концерт" с  котелками  продолжался.

9 мая я стояла в карауле  -  охраняла  склад  при штабе. С 8 на 9 мая, только меня разводящая привела,  в  два  часа  ночи слышу  из  громкоговорителя  голос  Левитана:

"Подписан  акт  о  капитуляции".  Ой,  что  тут  стало  твориться!  Город  весь  расцветился,  как  новогодняя  елка.  Все  начали  стрелять  в  воздух:  трассирующие  -  зеленые,  разрывные  -  красные,  из пистолетов  -  желтые  разрывы  в  воздухе.  И  из автоматов  палили,  и  из  зениток.  А  я  то  на  карауле -  мне  нельзя  стрелять.  А  так  охота!  Ну,  просто стою  и  думаю:  "Все.  Все..."

Домой сразу не отпустили.  Май мы еще с аэростатом  простояли,  июнь...  Говорили,  что сохранились  еще  по  Латвии  тайные  аэродромы,  оттуда могут  взлетать  фашистские  самолеты.  В  конце июля  только  сдали  мы  на  склады  свою  материальную  часть,  и  дали  нам  по  10  кг  муки  и  по отрезу  ткани  -  бледно-розовый  прозрачный  капрон  -  сказали:  "Это  вам,  девчонки,  на  свадебные платья".  Мама  потом  постирала  этот  отрез,  вся краска  сползла,  и  3  метра  ткани  превратились  в 2,5.  А  сапоги  у  меня  были  37  размера  и  все  в дырках.  Я  перед  отправкой  домой  пошла  к  сапожнику,  чтобы  хоть  дыры  залатал.  Посмотрел он  на  меня:  "Это ты  в таких домой  поедешь?..”  И сшил  мне  сапожки  из  брезента  -  так что домой  я с форсом  вернулась.  Но старые сапоги  все равно привезла,  в  них  потом  еще  мама  ходила. 10-й  то  класс  я  перед  отправкой  на  фронт  не окончила.  Так  что  в  августе  45-го  сразу  отправилась в свою школу №  10 в Уфе.  На занятия ходила в гимнастерке - не было больше одежды. А у моей одноклассницы платья и кофточки были все с оборками,  ее  отец-фотограф  на  базаре  работал,  все выменивал.  Так однажды  эта девушка так презрительно  мне  высказала,  мол,  кто  на  фронте  был, тот не мог остаться девушкой.  Сильно я обиделась и от обиды  порвала все документы о своих  наградах.  Так  что  нет  у  меня  документов,  и  медалей  в наличии  нет.  (Имеются  записи  о  том,  что  Лидия Леонидовна  Годунова  награждена  медалями  "За оборону  Заполярья",  "За  победу  над  Германией", Орденом  Отечественной  войны  2  степени.)

10-й  класс окончила с двумя  "четверками"  - по истории  и  русскому  письменному,  а  остальные были  все  "пятерки".  Поступила  в  Московский энергетический  институт,  но  проучилась  лишь год. Директором института назначили жену крупного  партийного  деятеля  Георгия  Маленкова

Валерию  Голубцову  (именно  директором,  слово "ректор" тогда считалось старорежимным) и придумала  она  нововведение  -  засекреченный  график  контрольных  работ.  Контрольные  по  всему пройденному курсу назначались внезапно и неожиданно для  всех.  А это  ведь высшая  математика!  Ну,  и  вылетели  в первую очередь все студенты-участники войны,  которым в прошедшие годы и  математикой  заниматься  было  некогда,  и  нервная система у тех,  кто с фронта пришел,  была

очень  ослаблена.

Я  перешла  на  заочное  обучение  в  Московский институт  связи  и  начала  работать  на  Новосибирской  радиостанции  РВ-76  сменным  инженером.  А диплом  о  высшем  образовании  получила уже  в  Новосибирском  институте  связи  на  факультете  радиосвязи  и  радиовещания.  Потом переехала  в  Искитим,  устроилась  на  машиностроительный  завод  конструктором  в  АКБМ.

Здесь  тоже  имела  дело  с  автоматикой,  как  на радиостанции,  была  конструктором  первой  категории.  С  возрастом  перешла  в  отдел  информации  и  проработала  до  пенсии  инженером. Личная  жизнь  тоже  принесла  одно  испытание за  другим.  Но  как  бы  ни  было  тяжело,  я  всегда старалась  не  обижать  людей.  И  они  за  это  с добром  ко  мне  относятся,  помогают. Машзавода  нашего  давно  нет,  но  с  Днем  Победы  от  Совета  ветеранов  меня  поздравляют, спасибо  им.  Хотя  никакая  я  не  героиня.  Ни  у кого  из тех девчонок,  что  были  со  мной  на  войне,  нет  боевых  наград.  Мы  просто  выполняли свою  работу.

Евгения  СВИТОВА, фото  автора  из  архива  Л.Л.Годуновой

Конкурент. - 2017, № 17 (05 мая). - С. 6,7.